Восхождение

Встаю с колен, иду к свечному ящику, покупаю маленькую книжечку молитвослова и жадно читаю в уголке Покаянный канон. Каждое слово раскаленной каплей жжет мою скверную грязную душу. «Помысли, душе моя, горький час смерти и страшный суд Творца моего и Бога: Ангели бо грознии поймут тя, душе, и в вечный огнь введут: убо прежде смерти покайся, вопиющи: Господи, помилуй мя, грешного». После прочтения канона записываю грехи. Почерк мой изменился, буквы корявые, как я сам. Ладно, ладно, главное успеть, пока… Главное успеть…

Ну, наконец, стою в очереди на исповедь. Священник сейчас для меня — спаситель, советчик, очиститель. Сверлю его взглядом и умоляю Господа дать ему слово истины для моего излечения.

Перед исповедью оборачиваюсь к очереди, кланяюсь, умоляя простить меня. В эту секунду в их лице передо мной стоят все мои обидчики и обиженные мною. Епитрахиль отеческой, ласковой ладонью покрывает мою голову. Именую поочередно своих черных мерзких уродцев, заселивших мою душу, слышу разрешительную молитву. Прикладываюсь к Евангелию и Кресту… Слава, Тебе, Господи!

Встаю и прошу священника помочь мне советом. Объясняю свое положение. Выслушав меня, он не торопится с ответом. Мы с ним, каждый отдельно, мысленно молимся об одном. Я тупо повторяю «Господи, вразуми иерея Своего». Наконец, слышу дорогие мне слова:

— Сейчас ты, Дмитрий, промыслом Божиим поставлен в положение, когда познаёшь свою немощь. Без познания своей немощи невозможно смириться перед величием Божиим. Невозможно понять неизреченную милость Его к нам. Любовь Его бездонную. Что бы ты ни делал сейчас, никогда не забывай Господа. Думай о том, что Он рядом, видит каждое твое движение, слышит не только слова, но и мысли. Используй каждую возможность обращения к Богу с молитвой. И пусть она будет кратенькой, но искренней. Тогда ты познаешь, как Господь близок к тебе во время искушений. Тогда укрепится и вера твоя. Не оставляй молитвенное правило. Если одолевает усталость, то вспомни слова святых, что молитва — это отдых душе и питание ее. И причащайся чаще. Хотя бы раз в месяц.

Выхожу из мирной ограды храма в шумную суету города, перехожу улицу, скрипящую, гудящую, говорящую, но покой все еще держится во мне. Вот сквер, осененный аллеей старых деревьев — направляюсь туда. Углубляюсь прочь от звуков в оазис природных полутеней, шорохов.

Старые друзья

Ох, эти старые друзья… Особенно в такой чудный тихий вечер, когда апельсиновое солнце устало катится за горизонт, разливая теплые золотистые сумерки. И ты устало бредешь в изнеженной истоме, желая покоя и тишины. И наслаждаешься очарованием этого хрупкого равновесия тишины в природе и покоя в душе.

Но вот замечаешь, что на твоем пути возникает старенькая скамейка. А на скамейке сидит с улыбкой на довольной физиономии твой старый приятель, который помнит еще те времена, когда вы вместе удирали с уроков «физры» на «Капитана Немо» в ближайший кинотеатр с толстыми колоннами и мороженым эскимо в фольге на палочке за 11 копеек. Ты медленно подходишь к нему и присаживаешься рядом. А он по давней привычке не спешит бросаться к тебе на шею и хлопать по плечу, но на правах старинного знакомого небрежно предлагает :

— Посиди, отдохни.

И ты разглядываешь старые ветлы, склонившие гибкие ветви к темным водам заросшего тиной пруда, провожаешь одобряющим взором бабушку, толкающую перед собой роскошную коляску с развалившимся в ней щекастым внуком. А боковым зрением подмечаешь, как великий конспиратор, внутри своего потрепанного портфеля, привезенного отцом лет тридцать тому из загранкомандировки, наливает в граненный стакан дешевое вино и по закону гостеприимства сейчас должен протянуть тебе. И в этот момент тебе до головокружения, до стона хочется выпить этот стакан вина и отдаться воспоминаниям, затягивающим в омут сладкого отчаяния. В котором уже так комфортно плавает кругами этот старый приятель. Ты знаешь, что потом будут дружеские пьяные объятия в комнате с высокими потолками и любимая когда-то песня: «Дешевое вино сегодня пью, напрасно жду-зову: «приди»… А ночь, ласкаясь, льнет к груди… Я полюбил вино и ночь, ты будешь лишней, прочь уйди!». Но ты знаешь рассудочно и сердечно, чем все это печально кончается и после кратенькой, но очень сильной в такой момент внутренней молитвы, тихо спрашиваешь, опережая его привычное предложение:

— Зачем ты пьешь эту дрянь?

— Ну, нравится мне это…

— Так ведь неполезно.

— Что поделаешь… Зато малость хорошеет.