Читаем Восхождение, или Жизнь Шаляпина полностью

Шаляпин с высоко поднятой головой гордо прокладывал путь к пролеткам извозчиков. Пусть домчит их, провинциальных актеров, которые приехали покорять столицу, до меблированных комнат какой-нибудь купчихи. А там они посмотрят…

Шаляпин подождал, пока выберется из толпы Павлуша, и сказал ему:

— Ну что, брат Счастливцев, доволен ли ты судьбой, занесшей тебя в белокаменную столицу?

— Ты все шутишь, а из меня чуть кишки не выдавили… Тебе-то хорошо. Такую каланчу все обходят, опасаются столкнуться, а на меня все шишки валятся, кто чемоданом стукнет, кто на ногу наступит…

— Ничего, Павлуша. Смотри, что перед нами открывается-то. Смотри, сколько извозчиков тут собралось, и все желают привезти тебя к новой и прекрасной жизни… Эй, извозчик! — громко закричал Шаляпин.

Извозчики не тронулись с места на его зов, понимая, что не такая уж это богатая добыча, а главное, опасаясь столкнуться с кем-либо — потом весь день потеряешь. На вокзальной площади надо спокойно дожидаться, пока кто-нибудь не сядет в дрожки. Тогда уж потихонечку нужно выбираться.

Сообразительные провинциалы так и сделали.

Шаляпин жадно смотрел по сторонам. Разочарование сменилось восторгом. Москва тогда почти ничем не отличалась от обычного губернского города. Только-только начинали строить большие дома. По всему пути им встречались обычные двух- и трехэтажные дома, но такой прекрасной архитектуры, что невольно глаза разбегались. Вот промчались они мимо особняка, величественно возвышавшегося над низкими постройками. Шаляпин наклонился к извозчику, который пояснял ему:

— Этот дом, милок, графа Бобринского. Он недавно женился на артистке Яворской какой-то. Кажется, так…

— Дед, а ты знаешь, кого везешь-то? Ведь мы тоже артисты…

Извозчик даже повернулся от изумления: — Ты, милок, брось. Артисты не такие щуплые да молодые. Артисты — во какие должны быть. — И дед показал руками, какими должны быть, по его мнению, артисты: большими и толстыми, важными и степенными. А тут голь одна.

…Шаляпин не стал даже осматривать комнату, какую им предложили. Бросил свои вещи и побежал к Большому театру. Не терпелось посмотреть здание, где пели знаменитые из всю страну певцы и танцевали знаменитые балерины.

Весело шагая по оживленной Москве, только недавно освободившейся от снега и радующейся теплому солнцу, Шаляпин победно поглядывал по сторонам. Заговаривал с прохожими, расспрашивал их, как пройти к Большому театру, шутил с милыми девчатами.

И вдруг перед ним словно выросло чудо: он хорошо знал здание театра по фотографиям. Чудное творение неописуемой красоты. Мощные колонны, четверка лошадей на фронтоне — все это произвело большое впечатление на юного артиста. Он почувствовал себя таким ничтожным, маленьким перед этим храмом искусства.

Шаляпин обошел здание вокруг, посмотрел афиши, в которых сообщалось, что Большой театр дает последние спектакли перед длительными летними вакациями.

Шаляпин всматривался в строгую красоту здания. Мысли стремительно проносились в его голове. Сколько неизведанных чувств испытал он за эти немногие минуты! Все мечты его сами по себе связывались с этим зданием. Что ждет впереди?..

Смутные чувства тревожили его; понимал, что ему предстоит еще много трудиться, чтобы попасть в Большой театр… А вот и Малый театр… Сколько великих артистов здесь… И прежде всего — Ермолова…

Шаляпин пошел по Охотному ряду, свернул на Тверскую. Все куда-то неторопливо шли, степенно раскланиваясь со знакомыми. И ему казалось, что только у него одного здесь никого нет. А уж так трудно быть одному. «Почему одному? А рекомендательные письма, — спохватился Федор, нащупывая их в своих карманах. — Нет, не пропаду… Усатов обо всем позаботился…»

Москва поразила его своим Кремлем, дворцами, Охотным рядом, где столько всего было живописного, удивительного…

Мимо то и дело мчались лихачи с веселой и разудалой публикой.

Ему тогда и не думалось, что он тоже может взять лихача и помчаться с веселой компанией куда-нибудь на Стрельну или к «Яру».

Все было туманно и зыбко. Самоуверенность как-то незаметно уходила из его души, и робость перед днем завтрашним невольно охватила все его существо.

Вернулся Федор полный впечатлений, дум и неуверенности. Павел ждал его. Самовар, не раз уже подогретый по указанию хозяйки, снова успел остыть.

— Где же ты столько пропадал? Я уж все успел рассказать о нас с тобой пашей хозяйке. Такая славная женщина…

— Вот и женись на ней…

— Ты что? Устал, Феденька?

— Да нет, Павлуша. Трудно нам будет с тобой пробиться здесь. Сюда ведь все съезжаются, понимаешь. Попробуй перешиби всех…

Долго они обсуждали свое положение. Долго не могли заснуть, каждый думал о своем. С волнением ожидая завтрашнего дня, неуверенные в себе, Агнивцев и Шаляпин пытались скрыть свое волнение за веселыми историями, которые они стали вспоминать из своей жизни и жизни знакомых.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь Шаляпина

Восхождение, или Жизнь Шаляпина
Восхождение, или Жизнь Шаляпина

Первая книга дилогии известного писателя Виктора Петелина представляет нам великого певца в пору становления его творческого гения от его дебюта на сцене до гениально воплощенных образов Ивана Грозного и Бориса Годунова. Автор прекрасно воссоздает социально-политическую атмосферу России конца девятнадцатого и начала двадцатого веков и жизнь ее творческой интеллигенции. Федор Шаляпин предстает в окружении близких и друзей, среди которых замечательные деятели культуры того времени: Савва Мамонтов, Василий Ключевский, Михаил Врубель, Владимир Стасов, Леонид Андреев, Владимир Гиляровский. Пожалуй, только в этой плодотворной среде могло вызреть зерно русского гения. Книга В. Петелина — это не только документальное повествование, но и увлекательный биографический роман.

Виктор Васильевич Петелин

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное