Эта разорванность между поведением и потребностями, вызывающими это поведение, в норме у человека динамична, она то возрастает, то уменьшается в зависимости от обстоятельств. Сам факт сознательности устраняет или довольно значительно уменьшает страдание и боль, возникающие в результате отклонения моей индивидуальности от требований личности, отклонения реального поведения от требований, которые предъявляются к этому поведению со стороны потребностей. Я всегда могу отказаться от этой игры мотивов, если захочу. Эта рассогласованность подчиняется мне.
Совсем иначе обстоит дело, когда данная разорванность не осознается и действует автоматически, принудительно. Мы ранее говорили о том, что вследствие применения насильственной схемы управления происходит деформация поведения. Например, я могу начать хотеть есть не потому, что в моей крови недостаточно питательных веществ, а потому, что меня обидели, или я испытал неудачу, или меня не любят. Это извращенное и защитное влечение (и соответствующее поведение) возникло в прошлом, вследствие сочетания релаксации, устранения неприятного состояния фрустрации с поеданием пищи. Если каждый раз, когда я плакал от горя и одиночества (моя мама ушла), мне давали конфетку или кормили, а если я ревел особенно настойчиво, то неожиданно появлялась мать, ласкала меня, жалела, брала на руки, давала сладости, то неудивительно, что в состоянии одиночества я буду есть конфеты и другие сладости. Это пищевое поведение не является «истинным», т. е. оно не соответствует своей идее: есть для утоления голода и наслаждения пищей. Это —
Ранее мы обратили внимание читателя на то, что каждая потребность имеет свою идею, т.е. понятие, отражающее ее сущность. Поскольку потребность реализуется в поведении, ведущем к ее удовлетворению, то это понятие может быть исходным пунктом понимания поведения. Можно сказать, что поведение «истинно», если оно соответствует идее той потребности, которая вызывает и поддерживает это поведение. Но поведение может поддерживаться не одной, а несколькими потребностями. Поэтому всегда существует возможность, что основная потребность перестанет (221:) быть таковой, а движущей силой поведения может стать другая, которая до определенного момента была второстепенной. Кто-то будет ухаживать за женщиной и страдать не потому, что он ее любит, а потому, что она желанна и престижна, соответствует эталонам красоты, сложившимся в данном сообществе, а может быть, просто она богата. Это любовное поведение не истинное, а псевдолюбовное, поскольку оно движется не идеей любви, а совершенно другими потребностями.
В консультировании часто обнаруживается, что псевдоповедение встречается чаще, чем мы думаем. То, что обычно принимается за любовь, часто оказывается чем-то другим: зависимостью, вызванной страхом, навязчивостью, инфантильностью, незрелостью или потребностно-мотивационным отношением, когда общение с другим, «любимым» человеком удовлетворяет потребность в безопасности, престиже, красоте, комфорте, но все это может и не иметь какого-либо отношения к любви. Когда думают, что это любовь, обозначают свою зависимость или обладание словом «любовь», то включаются все общественные стереотипы, связанные со значением этого слова и программирующие поведение. В результате оно обнаруживает все признаки псевдоповедения, в котором вместо любви движущей силой становится техника удовлетворения какой-либо из перечисленных потребностей, замешанной на сексе.