Данте примолк, смотря на капитана. В его взгляде нет страха или боли, только верность делу и беззаветная преданность Канцлеру. Он готов хоть сейчас уйти в безвестность, только чтобы будущее человечества вершилось дальше без тормозов и ненужной архаики. Он стирает с лёгкой руки такой анахронизм прошлого, как Теократия, но и сам считает себя пережитком прошлых дней. Такой человек вызывает странные ощущения у Валерона, с одной стороны им охота восхищаться, а с другой накатывают волны негодования, от того, что он готов без вопросов уйти с лица истории.
- Что теперь будет с городом?
- Он сгорит в огне, как Содом, как Гоморра, дождь из раскалённой серы падёт на него.
- Правильно, - грузно отчеканил италиец, - это единственно верное решение насчёт того проклятого места. Он не заслуживает снисхождения.
- А ведь Град изменил тебя, Данте Валерон, - с усмешкой подметил Андреас. – Теперь ты не тот, кем был до него, не юноша из Сиракузы-Сан-Флорен, чающий наступления благого мира для всех, - капитан поднялся и переместился к стеклянной дверце шкафа. – Теперь ты воин, истинный паладин Императора, который не болеет от излишнего милосердствования и стремления спасти каждого.
- То есть? – строго нахмурился Данте, прижав ладонями простынь. – Я был… как…
- Нет, - капитан достал какую-то книгу, обтянутой синей обложкой и занял место рядом с Данте, - ты был привлечён к операции, потому что у нас очень мало агентов, а стремление Канцлера тебя… перековать… это удачное обстоятельство.
- Ничего не понимаю, - растерянно твердит Данте и видит, как ему капитан протянул книгу и спросил. – Что это?
- «Учение Императора о милосердии». Прочитай это, и ты поймёшь, что от тебя теперь требуется. Что касается Канцлера и тебя, не секрет, что после того, как ты пленил Князя Сицилии, а затем спас его в ложе, у него появились на тебя планы. Какие, никто не знает, но отправить тебя в тот Град, было его идеей.
- Но почему? Если я, то к чему было моё участие?
- Главное, что ты должен был понять – излишнее милосердие, когда строится новый, лучший мир, губительно, - командир корабля отошёл и занял место за креслом. – Власть после великого разброда не строится на сострадании или жалости, к этой власти восходят силой оружия и огня, но не слезливыми мольбами и жалостливым сочувствием.
Эти слова только заставили обратиться Данте к неоднозначным мыслям. Он до сих пор не может понять, зачем его кидали в самое пекло, но он больше не чувствует сострадания к тем людям, против кого воевал. Нет, его душа ещё плачет по тем, кто страдает в жестокой агонии умирающего мира и готов его низвергнуть, но вот того сочувствия, что пылало в нём раньше, больше не горит. Раньше Валерон стремился поскорее закончить боевые действия, чтобы выжило побольше обычных людей, но теперь он согласен с той возможностью, что огонь войны сожжёт всех кого нужно, чтобы спасти горсть праведников.
А тем временем Андреас достал какую-то бумагу и стал читать с листа:
- Сардиния – отклонился от выполнения задачи, чтобы устранить угрозу для гражданских лиц и подставил фланг для атаки. На Корсике – высказывался против отравления пунктов питания, чем едва не сорвал операцию по подрыву обороноспособности противника, - капитан с частичкой осуждения взглянул на Данте. – Мне продолжить? Не думаю. Скажи, Данте, ты сейчас увидел людей до того, как к ним пришла война, до того, как у них появился шанс предать свою родину. В тебе возникает к ним сострадание? Они стремятся свергнуть кровососов, которые ими питаются?
В ответ парень только молчит. Он безгласно соглашается с тем, что излишне стремился опекать людей, которых не знает, что его милосердие и жалость над обычным народом в войне за новое будущее это не то что бы плохо, сколько нежелательно. Сначала – боевая задача, а затем остальные. И тем более, для офицера стало ясно, что в глазах обычных людей они не более чем слуги нового режима, выступая за которых можно спастись от грядущих чисток или даже возвысится.
- Вот именно. Они будут молчать, и подчиняться до тех пор, пока не придут слуги Императора с новым законом и новой верой, но они должны увидеть, как старый мир сгорает в огне, как он ложится под лезвие секиры палача. Каждый должен зреть, что Империя строится не для них, а для общего блага и для грядущих поколений, которые не будут помнить кризисных времён, а до тех пор у нас единственная миссия – поддерживать стальной порядок самыми жестокими, самыми безжалостными методами. А проявляя благости сострадания, Данте, ты ставишь под угрозу не только сами операции, но и принципы строительства Рейха. Только вера, только железо, только огонь.
- А Канцлер и его планы на меня, каким образом с этим связаны? – быстро сменил тему имперец.