То, что увидел Данте, заворожило его и разгневало одновременно, ибо тут самый настоящий сад из роскошных построек, которые вырезаны и устроены прямо внутри скал. Сердце потрясли сады и цветущие оранжереи, поддерживаемые искусственным теплом, бассейны и пруды, возле которых полным-полно радостных людей – женщин и детей, мужчин и стариков, ухоженных и чистых, упитанных и подтянутых, в хорошей одежде и прекрасном расположении духа. Возле множественных построек вьются маленькие узенькие улочки по которым ходят люди, радостные не от религиозного опиума, а от того, что имею огромные массы денег и никогда не познают голода и несчастий, горя и лишений. Альфонс по пути попрощался с импрерцем, тоже уходя в толпу торговцев и наёмников, актёров и шутов, да прочих «небожителей», который в аккуратных и приличных нарядах озирнулись на него, словно они ангелы, увидевшие беса в раю – их взгляды видны даже отсюда – негодование и презрение.
- Идёмте, я покажу вам благой квартал, священную землю великих людей! – зазывает их Настоятель вперёд.
- А что у вас на южном склоне? – вопрошает Данте. – Тоже дома?
- Нет, там наша защита от всякой скверны с юга, которая посмеет ударить по нам. Нечего тебе беспокоиться по этому вопросу! Потом всё узнаешь.
Совместив данные со спутников и слова иерарха Данте, понял, что настоятель говорит о целом рубеже из разного рода орудий. Там же, скорее всего и все запасы на случай осады.
Они спустились с площадки на улицы и просторы верхнего города, которые то на свежем воздухе, то уходят в скалы, показывая подгорную, но не менее роскошную жизнь. Моральная сторона этого путешествия для италийца ясна, он знал, что к чему в этом мире, поэтому и поступил на службу Канцлеру, а вот Ишьян, ступая по мощёным улочкам, смотря на домики, которые отделаны плитой и деревом, позолотой и драгоценными каменьями и искрят красотой аки ёлки новогодние, искренне недоумевает, почему всё так? Почему столь просвещённая и благая светская элита, которая делает огромные деньги на людях снизу, всё тащит сюда, как последние крысы, и даже не желают помогать обычным «мирянам». Пока внизу народ утопает в нищете и мусоре, умирает от болезни и голода, одеваясь в лохмотья, здесь, такие же люди топят себя в деньгах и декадентстве, предаются лености и празднеству, обливая своими отходами подножья гор и отравляя землю самим своим присутствием. Им не нужно вкладывать деньги в людей, которые где-то под ними, чтобы они не взбунтовались и не скинули всю шайку-лейку, так как есть Приход, который убедит народ, что жить в таком убожестве, это нормально, скажет, что так всё и должно быть, ибо так повелел сам Кумир, так говорят духи. И на душах людей кандалы, цепи секты, благодаря которым «миряне» никогда не поднимут мятеж, ибо свято верят, что это естественный порядок и без него наступит погибель. Ишьян видит всё, что его окружает, но и не представляет, что его ждёт впереди.
Группа пошла по прямой дороге, довольно узкой для машины, но достаточной, чтобы разойтись. И возле пути на глаза попадается множество клеток, в которых сидят разного возраста дети, грязные, в рваных изодранных одеждах. Возле них, с плетями ходят упитанные рослые торговцы, которые с лисьими мордами, полными хитрости и подхалимства, подскакивают к богато одетым людям и убеждают купить кого-нибудь из пленников, ловко выторговывая лучшую цену.
- У вас тут рабы? – удивился Ишьян. – Тут торгуют людьми снизу?
- Да, - легко отвечает Иерарх, - сам Кумир благословил рыночные, военные и богемные верха скупать чернь для работы по дому, и по возможности для удовлетворения желаний плоти, - взбудоражено окончил фразу Настоятель.
- А как они сюда попадают?
- Тех, кто остался без родителей отлавливают, а тех, у кого есть родня, предают рабской анафеме и доставляют сюда. Мы тут поднаторели, и поток живого товара стекается со всех окраин нашей великой Теократии, - упоённо отвечал служитель Прихода, смакуя каждое слово.