Восхождение королей

— Передай врачевателям, что со мной все будет хорошо, — сказал его отец. — Я хочу увидеть все, чего достигнет мой сын, когда займет трон.

За свою жизнь Дэмиен знал только одного родителя. Отец был для него идеалом — человеком, на которого он равнялся и которому стремился угодить, образцом во всем. После смерти отца он не позволял себе обдумывать или чувствовать что-то, кроме решимости вернуться, снова увидеть дом и вернуть свой трон.

Теперь ему казалось, будто он стоит перед своим отцом и чувствует его руку в своих волосах, как не почувствует больше никогда. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им; но в конце он подвел его.

У двери раздался звук. Дэмиен поднял глаза и увидел Лорена.

Дэмиен тяжело втянул воздух. Лорен закрыл за собой дверь и зашел в комнату. Дэмиен должен разобраться и с этим тоже. Он попытался взять себя в руки.

Лорен сказал:

— Нет. Я здесь не за тем, чтобы… Я просто здесь.

Внезапно Дэмиен осознал, что в комнате потемнело — уже опустилась ночь, но никто не зашел, чтобы зажечь свечи. Должно быть, он просидел здесь несколько часов. Кто-то не впускал слуг. Кто-то не впускал вообще никого. Его генералы, аристократы и любой, у кого могли быть дела с Королем, были отправлены прочь; Лорен, понял он, охранял его уединение. И его люди, боящиеся жестокого чужестранного принца, не посмели ослушаться Лорена и держались подальше. Глупо, но он был глубоко благодарен Лорену за это.

Он посмотрел на Лорена, намереваясь сказать, сколько это для него значит, хотя в таком состоянии ему потребовалось мгновение, прежде чем заговорить.

И прежде, чем он успел, пальцы Лорена легли сзади на его шею; неожиданность прикосновения привела его в смятение, когда Лорен просто притянул его ближе. У Лорена это вышло немного неуклюже; нежно; необычно; напряженно из-за очевидной неопытности.

Если Дэмиена и обнимали в зрелом возрасте, то он этого не помнил. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь нуждался в этом — разве что, с тех пор, как прозвонили колокола в Акиэлосе — и он никогда не позволял себе просить об этом. Тело прильнуло к телу, и Дэмиен закрыл глаза.

Прошло некоторое время. Дэмиен начал улавливать медленную сильную пульсацию, стройное тело и тепло в своих руках — и это было уже по-другому приятно.

— Теперь ты пользуешься моей добросердечностью, — прошептал Лорен ему на ухо.

Дэмиен отодвинулся, но не полностью — Лорен и не ждал этого; постельное белье смялось, когда он сел рядом с Дэмиеном, как будто для них было естественно сидеть рядом, почти касаясь друг друга плечами.

Губы Дэмиена сложились в полуулыбку:

— Не собираешься предложить мне один из ваших замысловатых Виирийских носовых платков?

— Ты можешь использовать свою одежду. Она примерно того же размера.

— Несчастная Виирийская чувствительность. Все эти обнаженные запястья и лодыжки.

— И плечи, и бедра, и все остальное.

— Мой отец мертв.

В словах прозвучала окончательность. Его отец был похоронен в Акиэлосе под безмолвным залом с колоннами, где боль и смятение последних дней его жизни никогда не побеспокоят его вновь. Он взглянул на Лорена.

— Ты считал его разжигателем войн. Агрессивным, кровожадным королем, который напал на твою страну, прячась за жалкими оправданиями, желая лишь получить земли и славу для Акиэлоса.

— Нет, — сказал Лорен. — Нам не нужно делать это сейчас.

— Варвар, — продолжил Дэмиен, — с варварскими амбициями, управляющий только мечом. Ты ненавидел его.

— Я ненавидел тебя, — ответил Лорен. — Я ненавидел тебя так сильно, что думал, задохнусь от этого. Если бы мой дядя не остановил меня, я бы тебя убил. А потом ты спас мою жизнь, и каждый раз, когда ты был мне нужен, ты был рядом, и я ненавидел тебя и за это тоже.

— Я убил твоего брата.

Молчание болезненно затянулось. Он заставил себя посмотреть на Лорена — яркое, резкое присутствие рядом с собой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Дэмиен.

Лорен казался бледным в лунном свете на фоне тусклых теней, которые окутывали их обоих. Он ответил:

— Я знаю, что значит терять семью.

В комнате стояла тишина, не доносилось ни единого звука деятельности, которая должна была происходить по ту сторону стен даже в такое позднее время. Форт никогда не пребывал в безмолвии: всегда суетились солдаты, слуги, рабы. Снаружи стража совершала ночной обход. Часовые на стенах стояли на карауле, всматриваясь в темноту ночи.

— Разве у нас двоих нет будущего? — спросил Дэмиен. Слова просто сорвались с губ. Он чувствовал, как рядом с ним Лорен замер.

— Ты имеешь в виду, вернусь ли я в твою постель на то недолгое время, что у нас осталось?

— Я имею в виду, что за нами центр. Мы удерживаем все от Акьютарта до Сициона. Разве мы не можем назвать это королевством и править вместе? Неужели я — настолько худшая перспектива, чем Патрасская принцесса или дочь Империи?

Дэмиен заставил себя сказать лишь это, хотя слова роились у него в голове. Он ждал. Его удивило, что это ожидание причиняло боль, и чем дольше он ждал, тем сильнее чувствовал, что не сможет выдержать ответ, словно принесенный на кончике кинжала.