Восхождение королей

— Дело в том, что когда мой дядя станет Королем, то никакие средства воздействия его уже не остановят. Если ты убьешь меня, то, что бы у тебя ни было против него, перестанет иметь значение. Останетесь только он и ты, и он свободно упрячет в темницу и тебя.

Говарт медленно улыбнулся.

— Он говорил, что ты скажешь это.

Первый просчет, и по его собственной вине. Лорен чувствовал отвлекающие удары своего сердца.

— Что еще говорил мой дядя, я скажу?

— Он сказал, что ты будешь пытаться заговорить меня. Он сказал, что у тебя рот, как у шлюхи. Он сказал, что ты будешь лгать, льстить и подлизываться. — его улыбка стала шире. — Он сказал: «Единственный способ быть уверенным, что мой племянник не выговорит себе путь на свободу, это вырезать ему язык». — Произнося это, Говарт вытащил нож.

Комната вокруг Лорена стала серой; все его внимание сузилось до одной точки, мысли поплыли.

— Если только ты не хочешь услышать это, — сказал Лорен, потому что это было только начало. Это будет долгая, извилистая, кровавая дорожка до самого конца. — Ты хочешь услышать все это. Каждый надломленный звук. Эту вещь мой дядя никогда не видел в тебе.

— Да? И какую же?

— Ты всегда хотел быть по другую сторону двери, — произнес Лорен. — И теперь ты здесь.

* * *

К концу первого часа (хотя, казалось, дольше) Лорен испытал много боли и уже не понимал, насколько (если вообще) он задерживает или контролирует то, что происходит.

Его рубашка была расшнурована до талии и свисала, а правый рукав пропитался красным. Взмокшие от пота волосы спутались. Его язык остался нетронутым, потому что нож торчал из его плеча. Он счел произошедшее за победу.

Нужно радоваться маленьким победам. Рукоятка ножа торчала под странным углом. Это его правое плечо, которое уже вывихнуто, поэтому теперь даже дышать было больно. Победы. Он зашел так далеко, он вынудил своего дядю хоть немного сосредоточиться, проверил его, раз или два заставил его поменять планы. Сделал так, чтобы все было непросто.

Слои толстого камня лежали между ним и внешним миром. Было невозможно ничего услышать. Невозможно, чтобы его услышали. Его единственным преимуществом было то, что он сумел освободить свою левую руку от пут. Он не мог допустить, чтобы это обнаружилось, иначе ничего бы не выиграл. Он заработал бы только сломанную руку. Становилось сложнее придерживаться плана действий.

Поскольку отсюда было невозможно ничего услышать, Лорен рассудил — или рассуждал, пока был более беспристрастным — что, кто бы ни оставил его здесь вместе с Говартом, вернется с тачкой и мешком, чтобы вынести его отсюда, и что произойдет это в заранее запланированное время, так как у Говарата не было способа подать сигнал. Поэтому у Лорена была единственная цель, как когда двигаешься вслед за исчезающим миражом — достичь той точки живым.

Раздались приближающиеся шаги. Последовал металлический скрежет железных петель.

Послышался голос Гийона:

— Ты задерживаешься.

— Такой щепетильный? — спросил Говарт. — Мы только начинаем. Можешь остаться и посмотреть, если хочешь.

— Он знает? — спросил Лорен.

Его голос был чуть более охрипшим, чем когда он начинал говорить — его обычная реакция на боль. Гийон нахмурился.

— Знает что?

— Тайну. Твою маленькую тайну. То, что у тебя есть на моего дядю.

— Заткнись, — оборвал его Говарт.

— О чем это он?

— Ты никогда не задавался вопросом, — сказал Лорен, — почему мой дядя оставил его в живых? Почему он купал его в вине и женщинах все эти годы?

— Я сказал, заткни свой рот. — Говарт сжал в руке рукоятку кинжала и повернул его.

Лорен провалился в темноту и лишь отдаленно осознавал то, что последовало за этим. Он слышал, как где-то вдалеке звенящим голосом Гийон требовал объяснений:

— О чем он? У тебя какие-то личные договоренности с Королем?

— Не лезь туда. Это не твое дело, — отвечал Говарт.

— Если у тебя какие-то личные дела с Королем, ты расскажешь мне о них. Сейчас же.

Лорен почувствовал, что Говарт выпустил рукоятку кинжала из пальцев. После подъёма головы, поднять собственную руку оказалось самой трудной вещью, которую он когда-либо совершал. Говарт двигался навстречу Гийону, преграждая ему путь к Лорену.

Лорен закрыл глаза, дрожащей левой рукой обхватил рукоятку и вытащил кинжал из плеча.

Он не смог удержать низкий стон, вырвавшийся из него. Двое мужчин обернулись, когда он неловко перерезал оставшиеся путы и, пошатываясь, встал позади стула. Лорен держал кинжал в левой руке, стоя в самой близкой к правильной оборонительной стойке, на какую был способен. Комната плыла перед глазами. Рукоятка ножа была скользкой. Говарт улыбнулся, изумленный и довольный, как какой-нибудь пресыщенный зритель при неожиданно печальном окончании пьесы.

Гийон, с нотками легкого раздражения, но совершенно без спешки, сказал:

— Верни его на место.