Восхождение. Кромвель

«Повелеваю вам уверить моих подданных, что я остаюсь верен учению англиканской церкви в том его виде, как оно было установлено королевой Елизаветой и моим отцом, и что я, по милости Божией, решился умереть за него».

Не следовало бы ему отдавать таких повелений, время было не то. Для представителей нации это прозвучало новой угрозой их безопасности, может быть, жизни. Казалось, они уже были готовы, назло королю, обвинить всех епископов в государственном преступлении, когда грянул гром. Самое страшное было в том, что это произошло внезапно и вовсе не с той стороны, с какой ожидалось.

Первого ноября распространилось известие: восстала Ирландия! Подробности были чудовищны. Ирландия требовала свободы отечества и свободы религии, причём именем короля и королевы, от которых они будто бы имели тайные поручения освободить Ирландию, а затем и Англию от засилия пуритан. Заговор зрел в течение нескольких месяцев, однако ни король, ни парламент, увлечённые взаимной враждой, не следили за ним. В Дублине его успели раскрыть только накануне восстания и благодаря этому смогли спасти от разгрома резиденцию английских властей. Все английские поселенцы, все ирландские протестанты были застигнуты врасплох. Началась резня, бесчеловечность которой сравнима лишь с безумствами Варфоломеевской ночи или Сицилийской вечери. Всюду ирландских протестантов и англичан, независимо от пола и возраста, выбрасывали из жилищ, изгоняли из владений, истязали и унижали, изобретали самые изощрённые пытки, какие только может придумать религиозная и национальная ненависть, и убивали, убивали, убивали, в гневе, без жалости, без тени раскаяния, точно резали скот. Напротив, ожесточившиеся ирландцы жаждали в один день отомстить за вековые страдания и обиды, причинённые, тоже без жалости и тени раскаяния, англичанами, и с радостью, с гордостью, точно это был подвиг, преследовали врага. Графства, захваченные повстанцами, украсились виселицами. Неубранные тела повешенных раскачивал ветер. Изувеченные трупы плыли по течению рек, валялись по улицам селений и городов, по обочинам проезжих дорог. Горели дома. Полураздетые, голодные беженцы погибали на подступах к Дублину, где ещё сохранялась английская власть, не способная их защитить. Католические патеры провозглашали анафему английским еретикам и в торжественных молебнах благословляли убийства. Успевшие спастись англичане, прибежавшие в Лондон, со страхом рассказывали о таких неистовствах злобы, которые приводили лондонцев в ужас. Говорили о десятках, о сотнях тысяч убитых, в одном только Ольстере это число доходило до двадцати пяти тысяч, а по всей Ирландии жертвами насилия считали сорок, пятьдесят, до двухсот тысяч ирландских протестантов и английских захватчиков. Возмущение было всеобщим. О причинах жестокости не задумывался никто. В таких случаях англичанину и в голову не может прийти, что он сам кругом виноват.

Между тем корни ирландского возмущения глубоко уходили в историю, в двенадцатый век. Ещё при короле Генрихе II англичане впервые с оружием в руках вступили на землю Ирландии. Они нашли здесь иную цивилизацию, решительно не похожую на английскую. В Ирландии обитал народ пастушеский и земледельческий, экономически слабый, однако своеобычный и гордый, независимый, мирный, несмотря на свою бедность, не склонный грабить соседей. На этом основании англичане нашли, что ирландцы варвары, дикари, и уже тогда отхватили у них изрядный кусок их исконных земель. Захваченные земли они считали своими, ирландцев изгнали, а их владения поделили между собой. Если же кто-нибудь из ирландцев переходил на английскую службу, он должен был своё наследственное владение передать английскому королю, чтобы затем получить его от английского короля в виде пожалования.