По счастью, уговор о трёх днях остановил бестолковщину. На четвёртый день принялись обсуждать военный вопрос. Постоянной армии Англия никогда не имела. По мере надобности лично король созывал дворянское ополчение. Его вассалы и вассалы вассалов, то есть лорды и простые дворяне, являлись на королевскую службу со своими слугами, оружием и лошадьми. Естественно, командовал ими государь. В случае крайней необходимости он опять же собирал народное ополчение, главным образом из горожан, и тоже лично командовал им.
Нынче парламент набирал народное ополчение, в столице и в графствах, создавал из ополченцев несколько армий и назначал генералов, которые ими командовали. Представители нации очень хотели сохранить такое положение навсегда. Если бы король согласился на это, можно было бы отменить ненавистный Акт о добровольном отречении от службы и сохранить свои должности в парламентской армии.
Неожиданно в одной из церквей появился проповедник из яростных пуритан, прибывший из Лондона. Был торговый день. Церковь была переполнена. Пуританские проповедники в королевских владениях были в новинку, и его слушали с напряжённым вниманием. Прочитав подходящий отрывок из Библии, он обрушился на монархистов и принялся разоблачать лицемерие затеянных переговоров о мире. Его голос гремел:
— От них ничего хорошего нельзя ожидать! Эти люди пришли из Оксфорда с сердцем, жаждущим крови. Они всего лишь хотят занять наши умы, чтобы выиграть время и сделать нам какое-нибудь ужасное зло. От этих переговоров до мира так же далеко, как от неба до ада!
Народ, выходивший из церкви, с ним соглашался. Многие были уверены, что в самом деле у короля дурные намерения. Конечно, он уступает своим советникам, но мира всё же не хочет, ведь он обещал королеве без её согласия не предпринимать ничего. Он скорее желает поддерживать в парламенте разногласия, чем вступить с ним в соглашение. Раздавались предположения, что Карл ведёт переговоры с папистами в Ирландии и Шотландии, чтобы использовать их против парламента.
Королевские комиссары пытались арестовать неугодного проповедника, однако делегатам парламента удалось его отстоять, и ему удалось благополучно уехать из Уксбриджа.
Однако он добился кое-какого успеха. Представителям монарха стало ясно, что необходимо пойти на уступки. Многие из них согласились создать на несколько лет общее командование ополченцами, причём половину командных должностей могли бы занимать те, кого назначит парламент. Представителям парламента идея тоже понравилась, ведь лучше иметь кое-что, чем ничего. Лорд Саутгемптон спешно отправился в Оксфорд. Король заупрямился. Саутгемптон настаивал. Советники монарха, желавшие мира, настойчиво его поддержали. Карл вынужден был согласиться, приближённые ликовали. Они так высоко ценили эту уступку, первую, на которую наконец согласился венценосец, что мир уже представлялся достигнутым. На утро была назначена торжественная церемония подписания акта, которым государь вручал командование народными ополченцами Ферфаксу и Кромвелю. При дворе веселились. Ужинали за королевским столом. У всех настроение было приподнятое. Один Карл был подавлен и жаловался, скрывая смятение, что ему подали плохое вино. Один из советников воскликнул, смеясь:
— Надеюсь, через несколько дней ваше величество будете пить лучшее вино вместе с лорд-мэром в помещении городского совета!
У короля была бессонная ночь. После ужина, оставшись наедине, он получил письмо от Мотроза, который сообщал о своей новой победе в Шотландии. До Монтроза уже дошли слухи о начавшихся мирных переговорах, и он, с вежливостью, подобающей подданному, счёл возможным высказать своё мнение.
Ничего не изменилось. Обстоятельства оставались прежними. У короля не было сил справиться с мятежным парламентам. Победа Монтроза в Шотландии ничего не решала. Его обещания победоносного шествия нынешним летом оставались мечтой. Будь Карл Стюарт таким же холодным прагматиком, каким был Оливер Кромвель, принимавший во внимание только реальные обстоятельства, он в лучшем случае должен был улыбнуться и не обращать внимания на это письмо: слишком высоко в небе резвился этот журавль. Однако король не был Оливером Кромвелем. Не имея иного мнения, кроме убеждения в прирождённом праве на единодержавную власть, он вынужден был слушать чужие советы, соглашался с каждым, кто умел убедительно говорить, но принимал тот совет, который услышал последним. Перед ужином согласился с Саутгемптоном, после — точно так же согласился с Монтрозом.