Восхождение. Кромвель

— Ну, признаться, никогда ещё не приходилось мне видеть таких полномочий. Вы правы, мне надлежит согласиться. Ваши полномочия написаны чёткими буквами и очень красиво, они прекрасно вооружены и с виду все молодцы. Однако же знайте, что вам удастся увезти меня только силой, если вы не дадите обещания обращаться со мной с должным почтением и не требовать от меня ничего, что противно моей совести или чести.

Не успел Джойс ответить, как за его спиной закричали солдаты:

— Никогда! Никогда!

Истинный пуританин, Джойс подтвердил, когда они смолкли:

— Не в нашем духе стеснять чью бы то ни было совесть, тем более стеснять совесть нашего владыки.

Король не нашёлся, что возразить. Он только спросил, куда его повезут. Ему предложили на выбор Оксфорд и Кембридж. Он предпочёл Ньюмаркет, главную квартиру генерала Ферфакса:

— Мне всегда нравился тамошний воздух.

Когда он удалился, чтобы собраться в путь, комиссары парламента робко выступили вперёд и не нашли ничего лучше, чем обратиться к солдатам, одобряют ли они действия Джойса. Они закричали:

— Всё одобряем, всё!

— Пусть те, кто желает, чтобы король остался здесь с нами, безбоязненно выразят своё мнение.

— Никто! Никто!

Им пришлось покориться. Трое сели в карету, в которой ехал король, остальные сели на лошадей и присоединились к отряду Джойса.

Корнет задержался, наскоро набросал записку и отправил её с нарочным к Кромвелю, чтобы поставить в известность, что король направляется к армии.

Эта записка его не застала. О действиях Джойса парламент узнал ещё раньше. Представители нации негодовали, возмущались и впадали в отчаяние. Одни плачущим голосом предлагали объявить общий пост и молить Господа о восстановлении согласия между армией и парламентом. Другие, более трезвые, считали необходимым без промедления выплатить жалованье, если не всё, так хотя бы его большую часть. Все вместе громко обвиняли генералов в том, что они не сумели справиться с армией и удержать солдат от анархии.

Но что было толку во всех этих сетованиях? Теперь депутаты были бессильны. По крайней мере, им очень хотелось сорвать на ком-нибудь свою злость. Очень скоро стало известно, что накануне Джойс виделся с Кромвелем и о чём-то с ним говорил. Общее мнение тотчас решило, что именно Кромвель отдал Джойсу приказ, ведь всем было известно, что значило его слово для армии. Ещё вчера они пытались заручиться его поддержкой в борьбе против армии. Ему выдали около двух тысяч фунтов стерлингов жалованья, которое задерживали ему, как и самому последнему из солдат. Нынче те же люди твердили, что генерала следует арестовать, как только завтра утром он появится на пороге Вестминстера. Со своей стороны солдаты звали его, угрожая, что если он откажется быть вместе с ними, они обойдутся и без него.

Вновь Кромвель поставлен был перед выбором. Он сделал его, покинул Лондон в тот неё день поздним вечером и на другой день прибыл в главную квартиру Ферфакса.

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

В главной квартире царила растерянность.

Кромвель застал армию в опасном брожении. Накануне его неожиданного появления Ферфакс назначил общий сбор армии. Совет офицеров бездействовал. Зато в совете агитаторов кипела активность. Солдаты не желали расходиться до тех пор, пока парламент не удовлетворит их законные требования. Они считали необходимым принять торжественные обязательства, которые сплотили бы армии, понимая, что их сила в единстве.

Кромвель не мог не согласиться со своими солдатами. Он был убеждён, что только единство обеспечит порядок сначала в армии, а потом и в стране.

Момент был критическим. Ещё несколько дней, и во главе армии встанут левеллеры, эти республиканцы и уравнители, готовые свергнуть все законные власти, не только лордов и короля, но и парламент в его нынешнем виде. На место нынешнего парламента, беспомощного в новых условиях, они думают поставить новый парламент, предоставив право голоса каждому англичанину. Больше того, генерал был склонен думать, что это только усилит анархию, которая уже и без того становилась грозной реальностью.

В такие моменты его энергия возрастала. Единственно правильное решение приходило само собой, точно и в самом деле на него нисходило откровение Господа.

Кромвель выступил перед солдатами, говорил простые, понятные вещи, одинаково осуждал дубовую несговорчивость пресвитерианского большинства, которое распоряжалось в нижней палате, и тех агитаторов в армии, которые под видом свободы совести проповедовали распущенность. Чего мы желаем, спрашивал оратор, и сам отвечал:

— Мы желаем только того, чтобы все добрые граждане, которые полезны родине и никому не мешают, пользовались свободой и покровительством, однако в согласии с существующими законами и справедливостью.

В сущности, того же хотели солдаты.