Восхождение. Кромвель

Но и этого было достаточно. Декларация угрожала основаниям государственного устройства. В парламенте она вызвала страшный переполох. Обсуждение было беспорядочным, бурным и бестолковым. Основания государственного устройства были скоро забыты. Негодование сосредоточилось на желании армии удалить из нижней палаты одиннадцать виднейших представителей нации. Айртону было поручено представлять и защищать декларацию. На его голову обрушилась недопустимая брань. Дело едва не дошло до дуэли. Депутаты чуть ли не в истерике вопрошали, на каком основании они должны изгнать названных лиц, требовали доказательств, не соображая в безумии охвативших страстей, что сами себя загоняют в ловушку. Им отвечали, что они сами без каких-либо доказательств казнили Страффорда и Лода, а теперь им предлагают только изгнание.

В таком состоянии никакого решения невозможно было принять. Тогда армия медленно двинулась к Лондону. Кромвель и его сторонники рассчитывали, что одной угрозы будет довольно, чтобы парламент пришёл в себя и пошёл на уступки. Однако двадцать шестого июня главная квартира была уже в Уксбридже. Сюда была направлена депутация от торговцев и финансистов. Она просила армию образумиться и остановиться, но не привезла никаких других предложений и вынуждена была удалиться ни с чем.

Столицу охватило смятение. Торговцы в панике запирали лавки. Толпы народа громко осуждали одиннадцать депутатов, упрямство которых грозило насилием не только парламенту, но и всему населению города. Дальше медлить было нельзя. Осуждённые общим мнением депутаты объявили о том, что они добровольно покидают парламент. Их товарищи были так им благодарны и так упрямы, что вместо полной отставки декретировали им шестимесячный отпуск.

Всё-таки они осознали, что над каждым из них нависла угроза отставки. Парализованные страхом, они уже без расчёта и оговорок принимали те предложения военных, которые могли её успокоить. В первую очередь парламент обязался заботиться о содержании войска, точно эту обязанность с него кто-то снимал. Он обещал избрать представителей, которые совместно с представителями армии примутся приводить в порядок государственные дела, точно государственные дела пришли в расстройство не по их вине; отменил собственное решение перевести короля в Ричмонд и постановил, что тот отныне должен находиться при главной квартире, точно он не находился при ней.

Эти беспорядочные решения ничего не решали. Они говорили только о том, что переговоры с этим парламентом могут возобновиться. Кромвель большего и не хотел и сдерживал совет армии, который настаивал, чтобы парламент без промедления удовлетворил все его требования. Представители армии были направлены в Лондон. Ферфакс отвёл армию на несколько миль. Стало казаться, что мир может быть наконец установлен.

Кромвель спешил использовать этот редкий, чрезвычайно удачный момент. Последний козырь выпадал из рук короля. Сейчас ему было трудно рассчитывать на длительный и неразрешимый раздор между армией и парламентом, на котором держалась его надежда вернуть себе ничем не ограниченную, самодержавную власть. Если бы он, подобно Кромвелю, исходил из реального соотношения сил, что о самодержавной власти он может только мечтать и что только уступки с его стороны могут спасти и его самого, и мир и спокойствие в Англии.

В самом деле парламент не только заговорил с армией таким языком, каким побеждённый говорит с победителем, он окончательно бросил монарха в объятия армии, смиренно отказавшись перевозить его в Ричмонд. Узнав о новом бесчестии, Карл только и мог что презрительно улыбнуться. Ему оставалось надеяться только на военных.

Офицеры оказывали ему должное уважение и были ещё любезнее, чем комиссары парламента, приставленные к нему в замке Холмби. Многие из них искали его благосклонности, как будто ему уже были возвращены все права властелина. Ему возвратили его капелланов и разрешили им служить обедни по канонам епископальной церкви, что вполне соответствовало свободе вероисповедания, которую отстаивал Кромвель; оставили преданных слуг.

Наконец, ему предъявили куда более сносные, даже мягкие требования, чем те, на которых настаивали представители нации. Армия не заводила и речи об уничтожении епископальной церкви и поголовном принятии пресвитерианства, не предлагала разорить большую часть сторонников монархии громадными штрафами, которые парламент намеревался на них наложить за участие в гражданской войне; не считала необходимым запретить всем роялистам участие в политической жизни. Она только хотела, чтобы из верхней палаты были исключены лорды, которые получили это звание во время войны, считала необходимым, чтобы участники войны на стороне короля не попали в новый парламент, предлагала государю на десять лет отказаться от командования ополчением и от назначений на высшие должности в королевстве, также настаивала на том, чтобы духовенство, без различия пресвитерианское или епископальное, было отстранено от участия в гражданских делах.