Люди возвратились месяц спустя. На этот раз проповедники не говорили обличительных проповедей, толпа не оскорбляла англиканских епископов, не угрожала ворваться в Тайный совет. Несколько тысяч возмущённых, до глубины души оскорблённых людей соблюдали спокойствие и полнейший порядок. На центральной площади Эдинбурга они избрали Высший совет, который должен был руководить сопротивлением новым церковным порядкам. В каждом графстве, городе, сельской общине создавались местные советы по его образцу. Они добровольно обязывались безоговорочно подчиняться всем распоряжениям Высшего совета как новой государственной власти в стране. Шотландия была готова к борьбе, если король и архиепископ станут продолжать.
Мудрость политика состоит в том, чтобы вовремя отступить, затаиться и хладнокровно обдумать своё положение, тогда как бездарный политик идёт на рожон. Седьмого декабря 1637 года король Карл направил в шотландский Тайный совет прокламацию, которой утверждал в Шотландии англиканскую литургию, молитвенник архиепископа Лода и запретил все народные сборища, грозя обвинять собравшихся в оскорблении величества, однако повелел до официального объявления хранить всё в тайне.
При его дворе тоже были шотландцы. Национальная солидарность подвигла их на предательство. Содержание прокламации тотчас стало известно в Шотландии. Король рассчитывал запретами и угрозами добиться полной, безгласной покорности, но вместо покорности вспыхнул мятеж. Высший совет призвал на помощь пока безоружный народ. Представители короля, от страха утратив остатки здравого смысла, девятнадцатого февраля 1638 года поспешили обнародовать прокламацию. Едва глашатай начал читать, лорды Юм и Линдсей от имени всех шотландцев зачитали протест. Так происходило в каждом городе, в каждом селении: глашатай читал прокламацию короля, в ответ от имени народа объявлялся протест.
Возмущение нарастало. Каждый шотландец горел желанием отдать жизнь за свободу и веру. По шотландским обычаям оставалось скрепить это желание клятвой. Александр Гендерсон, один из самых уважаемых проповедников, и Арчибальд Джонсон, знаменитый юрист, составили договор. Первого марта 1638 года он был просмотрен и одобрен лордами Бальмерино, Лоуденом и Ротсом.— Документ чётко и ясно излагал пуританское исповедание веры, осуждал новый церковный устав, новую литургию и новый молитвенник и предлагал защищать до последнего вздоха свою веру, права, законы и короля. Гонцы, сменяя друг друга в каждом селе, в несколько дней разнесли документ по Шотландии, вплоть до самых дальних горных лачуг. Договор был исполнен веры и гнева, суровой непреклонности и жара протеста. Он громил папизм и родственное ему англиканство с таким презрением и отвращением, с такими проклятиями, с какими сам Рим громил ненавистное лютеранство и кальвинизм. Проповедники, дворяне, ремесленники, торговцы, арендаторы, свободные земледельцы и пастухи с жёнами и детьми заполняли храмы, толпились на площадях, с восторгом выслушивали громокипящие слова договора и слаженным хором давали суровую клятву. Полтора месяца спустя вся Шотландия встала под знамёна сопротивления. Жалкая кучка отказалась признать договор: королевские чиновники, город Абердин и несколько тысяч католиков.
Король жаждал видеть себя всевластным, неограниченным, сильным монархом, но был он слабым, нерешительным человеком, малоспособным к делам управления. Пока Англия и Шотландия сохраняли спокойствие, он угрожал и обманывал, разгонял парламенты и вводил налоги по своему произволу, прибегал к насилию и не останавливался перед жестокими казнями, но как только ему сообщили о беспорядках в Шотландии, Карл растерялся. Как водится, придворные ласкатели утешали его, уверяя, что, мол, это, ваше величество, так, ничего, всего лишь скопища бессмысленной черни, справиться с ней будет легко. Ему советовали поманить её каким-нибудь обещанием, она тотчас поверит и успокоится, ведь чернь непостоянна и легковерна. Карл воспрял духом. Он поручил Джеймсу Гамильтону, маркизу, впоследствии герцогу, вернейшему из своих самых верных приверженцев, немногим старше тридцати лет, съездить в Шотландию, разобраться в происходящем на месте и что-нибудь посулить грязной черни, лишь бы она успокоилась, однако посулить от себя самого, не связывая обещаниями короля, который ничего не хотел уступать.