Восхождение. Кромвель

Это была большая ошибка. В этом Гамильтон убедился, едва переступил границу Шотландии. Всюду его встречали толпы народа. Стояли ясные июньские дни, но со всех сторон на маркиза глядели возмущённые и мрачные лица. В Эдинбурге сторонники договора отслужили молебен и с пением псалмов вышли навстречу. Хитрый, но недальновидный политик, Гамильтон сделал вид, что готов простить недовольных, если они примут кое-какие поправки к правам англиканских епископов и к литургии. Было поздно, возмущённый народ уже не верил обманам. Его предложения были отвергнуты с оскорбительными насмешками. Гамильтон вынужден был вернуться в Лондон с пустыми руками и доложить королю, что это не скопища бессмысленной черни, а весь шотландский народ.

Король повелел готовить армию для подавления мятежа. Гамильтон возвратился в Шотландию, чтобы любыми средствами протянуть необходимое для этого время. Шотландцы мало верили королю и не шли на уступки. В Англии между тем приготовления к военным действиям затянулись. Попустительством самого монарха, ещё более попустительством и мотовством министров королевские вооружённые силы были доведены до жалкого состояния. Без должного ухода, без ремонта флот гнил, стоя без движения на якорях. Матросы пьянствовали на берегу, пока у них были деньги, или разбегались в поисках заработка. Генералы были бездарны. Армейские офицеры назначались на должность без выучки. Денег по-прежнему не было. Королю пришлось отрывать средства от своих развлечений. На эти жалкие крохи набрали солдат. Этого показалось довольно. Гамильтон получил повеление во всём уступать: отменить канон, литургию и суды верховной комиссии, восстановить Генеральную ассамблею и шотландский парламент, разрешить в этих учреждениях обсуждение любых насущных вопросов и вершить суд над епископами. Однако ему вменялось в обязанность тормозить и откладывать все решения до тех пор, пока королевская армия не подступит к шотландской границе.

Маркиз пустился интриговать. Как он ни таился, как ни хитрил, его намерения вскоре стали понятны. Ощутив противодействие, он распустил Генеральную ассамблею, заседавшую в Глазго. Проповедники, направленные в неё от всех приходов Шотландии, отказались повиноваться.

Гамильтон поспешил возвратиться. Тогда стало известно, что королевские войска движутся к Бервику и что армия, созданная Томасом Уентвортом для упрочения порядка в Ирландии, как он называл свою политику усмирения непокорных ирландцев, готовится высадиться в Шотландии. Генеральная ассамблея тотчас отвергла все королевские попытки учредить англиканскую церковь в пуританской Шотландии, отменила епископство и поддержала национальный договор. Шотландские купцы отплывали в Европу, чтобы закупать оружие, боеприпасы и военное снаряжение. Шотландским наёмникам во все европейские армии был отправлен текст национального договора, своего рода молчаливое приглашение спешно возвратиться на родину. Александер Лесли, лучший из них, был призван возглавить шотландское сопротивление. Денег тоже не оказалось, но шотландцы тотчас ввели добровольное самообложение. На собранные средства была организована армия, которая насчитывала около двадцати двух тысяч солдат, прославленных своей доблестью на всех полях сражений Европы. Наконец, было составлено обращение к английским единоверцам, в котором объяснялись причины и цели движения.

В течение нескольких месяцев Шотландия изготовилась достойно встретить врага.

Неверно оценив обстоятельства, враг проявил легкомыслие. При английском королевском дворе раздавались насмешки, издевательства. Королевские лизоблюды именовали шотландцев не иначе, как дикарями и варварами. Они убеждали впавшего в заблуждение Карла, будто и без боя можно считать победу одержанной, что шотландские пастухи разбегутся при одном приближении самого государя, а главное, твердили они, с этим сбродом не стоит и воевать, страна слишком бедна, чтобы королевская армия могла обогатиться добычей. Король был до крайности возбуждён. Ему представлялась невозможной самая мысль о мятеже, ведь он желал им только добра и, вводя англиканское богослужение, спасал их заблудшие души. Толки придворных ещё больше подстрекали его как можно скорей начать военные действия. Он объявил:

— Пока остаётся в силе этот возмутительный договор, мне принадлежит в Шотландии не большая власть, чем какому-нибудь венецианскому дожу. Я скорее умру, чем стану это терпеть.