Восхождение. Кромвель

Кромвель, один из немногих, не ведал ни малейших сомнений в любом вопросе, который касался правды Господней. Он горел лютой ненавистью к тем церковным порядкам, которые много лет насаждались архиепископом Лодом. Оливер требовал, чтобы в подкомитете по делам религии со всей тщательностью разбиралась каждая жалоба со стороны пуритан и чтобы виновные в их притеснениях понесли наказание, и защищал проповедников, изгнанных с кафедр властью епископов, рассматривал их жалобы на притеснения и гонения, обрушивался в гневных речах на их притеснителей. По этой причине активно поддерживал жалобы против епископа Мэтью Брена и безоговорочно поддержал петицию о корнях и ветвях, которая требовала без промедления упразднить епископство и всё, что связано с ним, чтобы без промедления учредить правильное управление церковью, «в согласии со словом Божиим». Во время обсуждений «Акта об отмене суеверий и идолопоклонства и о лучшем поддержании истинного богослужения», который разрешал прихожанам любого прихода самим избирать проповедника по своему усмотрению, разгорелись, пожалуй, самые жаркие споры. Вопрос всем казался слишком принципиальным. Королевская власть так тесно была связана с епископской, что одна не могла обойтись без другой. На это важное обстоятельство обратил внимание один из приверженцев монарха:

— Если мы установим равенство в церкви, мы должны будем прийти и к равенству в государстве, ибо епископы являются одним из трёх сословий, составляющих государство, к тому же они имеют свой голос в парламенте.

Взрыв ярости точно подбросил Кромвеля с места. Он убеждён, что епископы такие же слуги Господа, как любой англичанин. Срывающимся голосом Оливер закричал:

— Как бы не так! Откуда выкопал этот джентльмен резон для столь нелепых предположений и выводов? Я такого резона не знаю!

Ярость Кромвеля возбудила палату. Его противники вскакивали с мест и тоже кричали, едва ли слыша друг друга:

— Как смеет он так говорить! Это язык, не допустимый в парламенте! К решётке, к решётке его! Пусть принесёт нам свои извинения!

Председатель напрасно стучал своим молотком. Шум нарастал. Тогда со своего места поднялся Джон Пим. Его авторитет был так велик, что гул стал понемногу стихать. Дождавшись тишины, ощутив, что внимание обратилось к нему, он веско, уверенно объявил:

— Если джентльмен произнёс что-то, что вызывает у вас возражения, пусть он объяснится, но не у решётки, а со своего места.

Тотчас Холз его поддержал:

— Чего ради вызывать к решётке по малейшему поводу? Пусть оправдается с места!

Кромвель легко впадал в ярость, но умел вовремя себя обуздать. Краска сошла с лица, теперь ярость жгла сердце, но он заговорил рассудительно:

— Я не понимаю, почему джентльмен, который только что выступал, заключает о равенстве в государстве из равенства в церкви. Я также не вижу необходимости в высоких доходах епископов. Больше того, сейчас я больше, чем когда бы то ни было, уверен в том, что не существует права, по которому епископу предоставляется решающий голос в делах веры. Впрочем, понятно, что епископы защищают себя: они, как и римские иерархи, не могут отказаться от своего положения!

Пуритане одобрительно зашумели. Их противникам не к чему было придраться. Нижняя палата приняла резолюцию, которая разрешала верующим избирать своих проповедников. Палата лордов отказалась одобрить её.

С тем же энтузиазмом, с той же непримиримой горячностью восставал он за возвышение власти парламента, который один мог поставить предел злоупотреблениям и беззакониям со стороны монарха. Оппозиция настаивала на том, чтобы обе палаты король созывал каждый год. Оливер был среди выступающих, поддержавших эту идею, которая должна была привести к равновесию обеих властей. Её сторонники множились. Законопроект о ежегодном созыве парламента был внесён девятнадцатого января 1641 года. Казалось, за него готово было проголосовать большинство.

Этому помешали интриги. Приверженцы короля скоро заметили, как едина, сплочённа и сильна оппозиция в обсуждении государственных дел и как она раздроблена и слаба в религиозных делах. Карлу посоветовали привлечь на свою сторону вождей оппозиции, предложив им высокие посты в государстве, как в своё время было проделано с Томасом Уентвортом графом Страффордом. Если они согласятся, нижняя палата будет парализована новыми сварами, и закон о ежегодном созыве парламента не будет принят.

Роль посредника принял на себя граф Френсис Рассел Бедфорд, лидер оппозиции в палате лордов. Он был человеком умеренным и поэтому пользовался большим уважением в обществе и влиянием в обеих палатах, большинство которых не было склонно к крайним, решительным мерам. В его доме часто собирались представители оппозиции и в непринуждённой беседе обсуждали те предложения, которые считал возможным сделать монарх.