В сущности, его доводы, которые были и доводами самого Кромвеля, не вызывали никаких возражений. Все знали о возмутительной тирании, обрушенной епископами не только на души, но и на имущество верующих. Все знали о незаконных поборах в пользу церковных властей и о бесчинствах церковных судов. Все считали, что епископов надо каким-то образом укоротить. В верхней палате уже перестали считаться с епископами, которые заседали в ней на положении лордов и прежде занимали в ней первое место. Их имена не упоминались отдельно от всех в начале любого закона, который рассматривался палатой, отныне служитель, читавший постановления, к скамье епископов становился спиной, в публичных церемониях главенствовали светские лорды.
Правда, всё это была только внешне. Положение епископов нисколько не было поколеблено, и большинство лордов и представителей нации не решалось на него посягнуть. Епископы стояли горой за государя, без короля они не могли существовать точно так же, как король не мог существовать без епископов, а парламент был монархическим весь целиком, до последнего депутата, ни один из них и помыслить не мог, что страна может остаться без главы, даже Кромвель, подготовивший законопроект «О корнях и ветвях».
Этого было мало, чтобы окончательно усложнить и запутать насущный вопрос о епископах. На их плечах держалась не только королевская власть, но и собственность, а собственность несравненно серьёзней не только монарха, но и парламента. Сами епископы были крупнейшими собственниками и освящали крупную земельную собственность лордов. В Англии ещё помнили, как с разрушением монастырей беззаконием и насилием шёл раздел монастырских земель. Кто же мог поручиться, что с низвержением епископов не начнётся новый раздел, от которого пострадают не только епископы, но и лорды? За это не мог поручиться никто, так же как и то, что возвращение епископальной церкви к папизму не кончится возвращением монастырских земель.
Опасения крупных землевладельцев ясно и чётко высказал Эдмунд Уоллер, депутат от Корнуолла, причём этот образованный человек почёл нужным углубиться в историю, не только английскую, но и римскую, и потревожил печальные тени Гая и Тиберия Гракхов. Речь получилась пространной, однако её смысл уместился в немногих словах:
— Наши законы и современное устройство церкви перемешаны, как вино и вода. Я смотрю на епископов, как на внешнее укрепление, защитный вал, и я говорю себе, что если им овладеет народ, тогда мы должны будем взять на себя тяжкий труд защиты нашей собственности, подобно тому, как мы только что отстаивали её от притязаний короля. Если с помощью всего лишь поднятия рук и представления в парламент петиций ему удастся добиться равенства в церковных делах, его следующим требованием будет аграрный закон, точно так же как и равенство в светских делах. Милорды, моё мнение таково: необходимо реформировать епископат, но его нельзя отменять!
Угрозы Уоллера не были пустыми словами. Он делился с представителями нации не плодами досужих размышлений в тиши своего кабинета, согреваемый теплом из камина. Многим казалось, что устами этого мало кому известного депутата глаголет сама бунтующая действительность. Там, за стенами Вестминстера, на лондонских площадях, простые ткачи, свечники, торговцы солью, сапожники, плотники открыто проповедовали равенство в церковных делах, а придя в церковь Христа, грубо вмешивались в ход церковной службы прямо во время богослужений. Там, ещё дальше, в маленьких городках и глухих деревнях, горожане, арендаторы и свободные фермеры отбивали общинные земли у захвативших их осушителей и возвращались на земли, отнятые у них путём огораживаний, и палата лордов уже обсуждала специальное постановление, направленное против тех, кто нарушал права на земельную собственность.
Естественно, законопроект «О корнях и ветвях», подготовленный Кромвелем, вызвал раскол. Палата лордов выступила против него почти в полном составе, и немудрено: почти треть её составляли епископы. Немало крупных собственников оказалось и среди депутатов. Хайд, Фокленд и Селден, не поддержавшие Акт о государственном преступлении, теперь окончательно отклонились от Пима и Гемпдена и принялись создавать свою, более умеренную, хотя и либеральную оппозицию. Пим и Гемпден, не желая ослабить свой лагерь, не решились окончательно рассориться с ними, тем более им не хотелось ссориться с лордами, которыми утверждались законы. Законопроект «О корнях и ветвях» вызвал жаркие прения, но так и не был принят нижней палатой.