Восхождение на Фудзи (Репортажи из Японии)

17 октября 1963 года я с трудом пробился сквозь толпу и прошел сквозь цепи охраны в отделанный темным резным деревом зал верховного суда в Токио. Заседание, которого с нетерпением ожидала страна, длилось буквально несколько секунд. На нем была произнесена одна-единственная фраза: "Апелляция Кунидзи Мураками отклоняется".

Это означало, что после одиннадцати лет пребывания в следственной тюрьме Саппоро для Мураками был уготован перевод в тюрьму Абасири. Камеры там не отапливаются вовсе. Даже летом в них по неделям не просыхают полотенца, а зимой, когда метет пурга с Охотского моря, температура падает до тридцати градусов ниже нуля. К тому же заключенному резко ограничили право переписки, запретили передачи.

Единственный раз ворота тюрьмы распахнулись перед Мураками 8 июня 1965 года, когда его отпустили на четыре часа, чтобы похоронить мать.

Тысячам людей в Японии была знакома и по-родственному близка эта восьмидесятилетняя крестьянка - вдова батрака, мать коммуниста. Она приезжала из деревни на каждое из ста тридцати судебных заседаний. Она до последней минуты верила, что правда одолеет клевету, и, услышав приговор, пыталась покончить с собой.

Мы долго беседовали с ней в тот день, когда вместе встречались с Мураками в тюрьме Саппоро. "Об одном прошу судьбу, - сказала она, прощаясь, - хоть бы раз перед смертью сесть дома за стол с Кунидзи и покормить его..."

Мечте этой не суждено было сбыться.

- Ты прожила восемьдесят два года, и лишь смерть принесла тебе покой, сказал Мураками перед траурной урной. - Теперь ты можешь отдохнуть от забот.

Сын оказался достойным матери.

Многолетняя борьба против ложного обвинения завершилась победой. В ноябре 1969 года судебные власти были вынуждены освободить Мураками на поруки. И немалая заслуга в этом принадлежит ему самому - коммунисту, который с первого до последнего дня пребывания в тюремной камере оставался не узником, а борцом.

Гимн солидарности

Рука Оми Комаки потянулась к кисточке с тушью, уверенными штрихами подчеркнула в тексте строки: "Тяжелое противоборство с вооруженными силами империализма и белогвардейщины советские рабочие и крестьяне вели при братской поддержке международного пролетариата, трудящихся всего мира. Во многих странах создавались комитеты "Руки прочь от Советской России!"... Интернациональная солидарность трудящихся прошла историческую проверку в огне социалистической революции".

Если бы все люди, к которым относится эта фраза, могли воочию увидеть сегодняшний день Страны Советов!

Оми Комаки думал об этом, когда в канун 50-летия Октябрьской революции впервые побывал у стен Зимнего. Именно с этой мыслью бросил он тогда в Неву букет цветов - от себя, от погибших друзей, от всех, для кого судьба колыбели Октября стала пробным камнем интернациональной солидарности.

Пятидесятая годовщина. А ведь память отчетливо хранит и первую: круглые афишные тумбы Парижа, палые листья на тротуарах, людской водоворот возле спусков в метро, перед которыми они, соратники Анри Барбюса, раздают прохожим воззвания от 7 ноября 1918 года.

Оми Комаки поступил в Парижский лицей как сын депутата парламента. Считая себя либералом, отец хотел, чтобы его сын проникся модными тогда в Японии идеями французских просветителей. Но после смерти богатого отца лицей оказался не по карману.

Оми пришлось перекочевать на юридический факультет университета, самому зарабатывать на жизнь. Изменился круг друзей, изменились и взгляды. Увлечение творчеством Анри Барбюса, а затем и знакомство с писателем привело японского студента в группу "Кларте".

Беседуя с Анри Барбюсом, вслушиваясь в рассказы его друзей, побывавших в красной Москве, жадно читая книгу Джона Рида "10 дней, которые потрясли мир", Оми Комаки пытался совместить образ революционной России со страной, которую он видел воочию.

Летом 1910 года он ехал в Париж по Транссибирской магистрали, останавливался в Москве. Запомнились гигантские медные самовары па станциях, лоточники с калачами, упитанные городовые; запомнились бородатые приказчики в Охотном ряду, безлюдная Красная площадь, где богомолки крестились на купола, а извозчик показал место, где какой-то из царей казнил какого-то из бунтовщиков.

И вот теперь эта страна, словно факел, подняла перед человечеством свое пламенное сердце.

Продолжая переписываться с Анри Барбюсом и после возвращения на родину, Оми Комаки основал в Японии группу "Танэмаку хито" ("Сеятель"). Как и французская "Клартё" ("Свет"), она видела свою цель в том, чтобы объединить творческую интеллигенцию сознанием ее ответственности перед обществом, крепить и развивать дух солидарности с надеждой человечества - Советский Россией.

На страницах своего журнала группа "Сеятель" первой в Японии опубликовала призыв Анри Барбюса, Анатоля Франса, Бернарда Шоу, Эптона Синклера, Андерсена-Нексе, Максима Горького и других выдающихся деятелей мировой культуры о сборе средств в помощь голодающим Поволжья.