Восхождение на гору Невероятности

В этой главе я хотел прежде всего донести до вашего сознания, что эмбриологический калейдоскоп парадоксальным образом служит как ограничивающим, так и стимулирующим фактором эволюции независимо от области его применения – в сегментах и линейных сегментных кластерах, выстроенных от головы до хвоста насекомого, или при зеркальном отображении у моллюсков. Ход эволюции ограничивается в том смысле, что калейдоскоп сужает спектр вариаций, с которыми мог бы работать естественный отбор. Эволюция стимулируется, так как естественный отбор (позволим себе несколько его очеловечить) не тратит времени на сканирование заведомо бесперспективных зон. Каждой из основных групп животных, которые населяют мир, – членистоногим, моллюскам, иглокожим, позвоночным – присущ свой, плодотворный с точки зрения эволюции, тип эмбрионального развития с калейдоскопическими ограничениями. У калейдоскопической эмбриологии есть все для того, чтобы унаследовать землю. Всякий раз, когда калейдоскопический режим, или “зеркало”, становился причиной удачного всплеска форм в эволюции, все генеалогические линии в новом пуле видов наследовали этот режим и это зеркало. Это уже не обычный дарвиновский естественный отбор, а его разновидность нового, более высокого уровня. И вывод о том, что вследствие такого отбора произошла эволюция с повышением способности эволюционировать, уже не кажется игрой разгоряченного ума.

Глава 8 Пыльца и самоуправляемые ракеты

Однажды мы ехали с моей шестилетней дочкой Джульет по загородному шоссе, и она показала мне на цветы у обочины. “Как по‐твоему, зачем они нужны?” – спросил я ее. Она ответила весьма рассудительно. “Во-первых, – сказала Джульет, – чтобы было красиво, и потом, чтобы пчелы могли делать для нас мед”. Ее слова растрогали меня, но, к моему большому сожалению, я был вынужден объяснить ей, что она ошибается.

Моя девочка ответила примерно так же, как ответили бы многие взрослые, жившие в разные времена. На протяжении веков люди полагали, что всякие твари существуют ради нашей пользы. Это ясно прописано в первой главе книги Бытия. Человеку дано право “владычества” над всем живым, а звери и растения должны услаждать нас и служить нам. Как обоснованно пишет сэр Кит Томас, историк, в своей книге “Человек и природа” (Man and the Natural World), эта идея царила в средневековом христианстве и сохраняется по сей день. В XIX веке преподобный Уильям Кирби уверял, что вошь является необходимым условием стремления к чистоте. По мнению епископа Джеймса Пилкингтона, жившего в эпоху Елизаветы I, дикие звери воспитывают в людях отвагу и дают им шанс поупражняться в воинских искусствах. В XVIII веке некий автор писал, что слепни созданы для того, “чтобы люди, защищаясь от них, тренировали свой ум и развивали промышленность”. Омарам дан твердый панцирь, чтобы мы научились аккуратно вскрывать клешни, прежде чем приступить к трапезе. Еще один набожный автор средневековья рассуждал о пользе сорняков – дескать, усердный труд на прополке облагораживает нас.

Считалось, что животным позволено разделить с нами наказание за первородный грех. Кит Томас в связи с этим цитирует епископа XVII столетия: “Что бы ни случилось с ними плохого – это наказание не им, а отчасти нам”. Надо полагать, это должно их утешить. В 1653 году Генри Мор утверждал, что крупному рогатому скоту и овцам жизнь нужна прежде всего для того, чтобы мясо оставалось свежим до тех пор, “пока мы не проголодаемся”. Согласно такой идеологии семнадцатого века, животные, очевидно, хотят только одного – попасть к нам на стол.

      К вам куропатки с голубями,
      Как к Ною, прилетели сами,
      И бык с ягненком на убой
      Пришли покорно к вам домой,
      И все животные Земли
      Себя вам в жертву принесли.

В романе “Ресторан «У конца вселенной»”, который входит в научно-фантастическую сагу “Автостопом по галактике”, Дуглас Адамс высмеял людское самомнение в футуристически абсурдной сцене. Как только герой и его друзья уселись за столик в ресторане, к ним, подобострастно кланяясь, подрулило крупное четвероногое и с приторной вежливостью предложило себя на обед. Его породе, объяснило животное, целенаправленно привили желание быть съеденным, а заодно способность четко и недвусмысленно формулировать свое желание: “Лопатки кусочек не желаете?.. Тушеной, под соусом из белого вина?.. Огузок тоже настоящий деликатес… Я много работал над ним, меня откармливали зерном, мясо получилось высший сорт”. Артур Дент, как наименее искушенный член галактической компании, пришел в ужас, однако его приятели заказали по солидному бифштексу, и приветливое создание рысцой поскакало в сторону кухни на убой (гуманным методом, добавило оно, ободряюще подмигнув Артуру).