Восхождение на Макалу

И дети, чудесные черноволосые босоногие дети с раскосыми глазами, тихонько напевают, нося в корзинах с ремешком на голове глину и камни на холм, на котором стоит Сваямбунатх. Знаменитый буддийский храм возвышается на выступе скалы над городом и долиной Катманду, над зеленью рисовых полей и садов, над черепичными и соломенными крышами, над домами из красных кирпичей и белого камня, над темно-зелеными кронами деревьев.

Продавцы молитвенных мельничек и эротических символов, обезьяны макаки, пагоды и пагодки, храмы и храмики и снова обезьяны на выступе, поросшем старыми деревьями, над широкой долиной Катманду, на севере которой поднимаются зеленые горы, а еще выше над ними белые Гималаи. Молитвенные мельницы и мельнички крутятся, колокольчики звенят металлическим голосом, верующие принимают благословение бритоголовых монахов и лам. Весь ритуал на удивление практичен, без твердо установленной литургии, столь характерной для христианской церкви, где она разработана с точностью почти научной.

Верующие сидят по-турецки, едят вареный рис с острыми приправами и пьют чай, зажигают ряды свечек в полутьме святилища и приносят курицу, петуха или козленка, которым отрубают голову. Густеющая кровь жертв стекает на ступени храма, и ее слизывают псы с облезлой от парши шерстью. Верующие кладут цветы, рисовые и ячменные зерна к ногам Будды и к индуистским идолам, потому что оба верования уживаются вместе, опережая в этом отношении христианство и другие религии на целые тысячелетия. Лама звонит в латунный колокольчик. Западные хиппи бродят по двору храма, перекинув через плечо нищенскую суму и нацепив на нос очки с цейссовскими стеклами, — лжепаломники и правдоискатели, которых эта страна и ее народ не принимают. Светит солнце, ярко зеленеют рисовые поля на террасах холмов.

Святость буддизма и индуизма практична, святыни от верующих не отделяет барьер, как в храмах, воздвигнутых христианской церковью. В здешних святилищах все смешалось: коза со связанными ногами, которая будет принесена в жертву, обезьяна и монах, выбривающий своему собрату голову безопасной бритвой марки “Blue Gillette”, больной пес, дети с корзинами камней для строительства новой пагоды, звучащие из репродукторов записанные на магнитофон молитвы, блестящий металл молитвенных мельничек, Будда и алтари танцующего Шивы, Вишну и богини Кали — тесный симбиоз буддизма и индуизма, паломники, приезжающие на японских автомобилях «Тойота», и худые — кожа да кости — садху, святые люди, которые всю жизнь не стригут волос, а ногти обдирают острыми камушками, ибо таков закон чистоты и неоскверненности. Однако они не отвергают грязных монет, сунутых в протянутые ладони. Во что они верят? О чем размышляют, когда сидят почти нагие под жаркими лучами солнца? О достижении нирваны, о сведении жизненных потребностей к минимуму, ибо только так можно избежать страданий, доставляемых всевозможными излишествами? А может быть, о том, что́ они будут есть сегодня вечером, если подаяние будет скудным? Стоит ли завидовать их благословенному ничегонеделанию и размеренной работе сердца и органов дыхания, душевному спокойствию? Эти люди не страдают от ишемической болезни сердца, стрессы минуют их и, если бы их не сводил в могилу туберкулез или абсцесс печени, они жили бы вечно.

Посреди двора храма стоит большая ступа — сложенный из глины и побеленный известью холм. Над ней возвышается башня, из которой на все стороны света смотрит всевидящий бог. А внизу ряды латунных мельниц и мельничек, крутящихся, если вы, проходя мимо, тронете их рукой. Внутри них вращаются свитки рисовой бумаги с молитвой. О чем? Ом мани падме хум! О цветок лотоса, будь благословен! Благословенна будь мудрость, что пребудет вовеки!

Своеобразие одежды заключается не в покрое и не в качестве материала, из которого она сшита. В выцветшей, изношенной, залатанной одежде носильщиков из гиндукушских и гималайских деревенек обычно нет ничего от фольклора. Однако их одеяния всегда своеобразны, они дышат очарованием гор, солнца, ветра и горьковатым запахом усталости. Они состоят из остатков военных мундиров, европейских пиджаков и брюк, югославских и итальянских свитеров, дешевых тканей, изготовленных на текстильных фабриках Италии, Франции или ФРГ. Но природа так приспособила к себе эту одежду, носильщики так ее разорвали, испачкали, поистирали и залатали, что в результате сформировались новая модная линия, новая модель, новый стиль и новый материал.