Восхождение наемника

  Честно говоря, интерес оставался малопонятным даже сейчас. Разумеется, был и обычный сеанс торговли - мегатонные объемы, собранные кораблем наемников по транзитным системам, нашли новых хозяев из нового правления планеты и приближенным к ним торговым кругам. И, казалось бы, на этом все - но корабль все еще оставался на орбите.

  Обычного старика, коротающего свой век на попечении младшего сына и невестки, вряд ли бы вообще заинтересовали пути чужаков. Для таких что орбита, что столичный город - одинаково далеко и вовек недостижимо, а важным может быть только вид на урожай и неприкосновенность заначки. Но Эрлих обычным никогда и не был.

  В те времена, когда можно было открыто называться Эргутулом, к его имени уважительно добавляли 'эфенди' и кланялись не только при личной встрече, но и спине уважаемого человека, даже если шел тот по другую сторону улицы. А это - что-то да значит в любые времена. Важным человеком был старик. Настолько важным, что искали его еще два года после 'присоединения' планеты к САР, обещая огромные суммы и впечатляющие привилегии за любые сведения. Не нашли. Умер, наверное. А вот старика, объявившегося в то же время на другой части планеты в доме купца средней руки, наоборот - с радостью признали живым. Потому как чуть было не похоронили до того - это же надо, двадцать лет в родной семье не появляться!

  Бывают такие должности, на которых не должно быть родни, да... Полезно это, со всех сторон... А внешность - что она? Как можно сравнить властного господина в алом шелке и морщинистого старика в застиранном халате? Имя? Так его, шесть лет назад, звали совсем иначе...

  Не мог Эрлих просто смотреть на горизонт, высматривая грозовые тучи. Не мог читать одну и ту же газету изо дня в день. Не мог не думать. Разогнанный разум требовал мыслительной деятельности, реагируя на длительный простой чуть ли не физически ощущаемой болью. Да и может ли кто запретить человеку думать? Задумчивый старец - подозрительно ли это? Вряд ли...

  В общем, как ни крути, как ни приглядывайся к их замыслам через газетные страницы и секундные заметки по тиви и радио - поведение наемников было весьма странным. Ждут кого то? А кого может ожидать такая гигантская туша, как минзаг класса 'шахид'? И ради чего?

  - Веди! - приказал старик внуку, подталкиваемый в спину сладким чувством близости разгадки, столь приятным и почти забытым - из той, прежней жизни...

  Сорванец ракетой метнулся в сторону полей, затормозил в сотне шагов и вернулся назад - только для того, чтобы вновь выстрелить собой вперед, пылая огнем любопытства в глазах и тщательно скрываемым недовольством неспешностью старшего родственника, еще даже не вышедшего со двора. А когда старик оседлал гравикар, да промчался мимо юноши - то недовольство таки прорвалось ошеломленным и обиженным криком:

  - Де-еда-а!

  - По этому вектору только один овраг, - буркнул тот себе под нос, и бровью не шевельнув на стихающий призыв забрать мальца с собой.

  Жалко ему было внука. Не ведал тот, что наемник - пострашнее дикого зверя бывает. И идти на него, как и на зверя, нужно либо толпой, либо подготовленному мастеру-охотнику.

  Ясное дело, не в физической силе тут дело - не кольями и даже не пистолетами лезть на добронированные пустотники. Нападения наемник не боится. Наемник боится закона - по которому за массовое убийство мирного населения его вздернут свои же. А мастер-законник и без крови найдет, как сделать его жизнь гораздо веселее, ведь на чужой земле тот явно что-то да нарушит. Запись под протокол, - и потеющий от ужаса бывший деревенщина из глухой колонии тут же прочувствует, как сильно подвел родной отряд и что ему за это будет. Закон - он для тех, кто его знает.

  Это, разумеется, к условно-мирному наемнику относится. Но такие, как правило, самые проблемные. От врага сразу ждешь смерти и пристрелить его в своем ты праве. По трупу же 'дружественного' солдата, ошалевшего от синтетической дури, воображаемой крутости и безнаказанности, придется отбрехиваться долгохонько, и никто не даст гарантии, что его сотоварищи не решат отомстить. Так что лучше он, Эрлих Гюнтер, староста деревеньки Салер, прибудет к ним первым. Один.

  Дряхлый внешне, но весьма бодрый технически, гравикар за шесть минут покрыл расстояние до безымянного родничка, воды которого заполняли глубокий бочаг поодаль, а затем срывались вниз - по разлому в земле и далее в темноту заросшего буреломом оврага. Где-то там было заболоченное озерцо, которое облюбовали особенно мерзкие, судя по ночным воплям, жабы. Да и много что там было, от пристанища диких уток, семейства кабанов и прочей живности, которой полюбился здоровенный провал в земле посреди ровной глади засеянных полей. Надо отметить, что ключевым в этом описании было слово 'было'.