– Нет. Но тебе здесь больше не рады. Тебе лучше покинуть город, иначе утром тебя забросают камнями, сын врага. Все уже знают, что ты богатеешь грабежами. Ты крадёшь у раненных и мёртвых солдат их вещи, а затем обмениваешь их на нашем базаре. Убирайся, если хочешь жить.
– Нет.
Бенир решительно шагнул к ней.
– Эти обвинения ложны. Судья может это доказать, если я исповедуюсь ему при всех жителях города. И я хочу помочь отыскать Дона. Он мой друг. И он жив. Я знаю это. Единственный друг…
Он не договорил – женщина с силой толкнула его в грудь кулаком и тут же взвизгнула от боли, схватилась за окровавленную руку. Порезалась? Но обо что? О пуговицу?
– Убирайся, – прошипела она, сверкая в темноте яростными глазами. – Прочь, тварь! Делай, что хочешь, но уже ничто не вернёт мне сына! И ты знаешь это! Никто ещё не мог обжаловать приговор судей! Никто из них не вернёт мне Дона!
Внезапно Бенир поднялся в воздух. Чья-то сильная рука держала его над землёй. Его медленно развернули, и мальчик увидел перед собой перекошенное от злости лицо командира отряда, который ждал от него почтаря с известиями.
– Я возвращался на поле битвы, маленькая тварь. И видел тело почтаря. Одного не пойму: зачем ты убил его? Чтобы скрыть улики? Замести следы своих краж?!
Офицер с силой отбросил его в сторону. Его белые ноздри раздувались от бешенства.
Бенир больно ударился всей спиной о каменную улицу, обхватил голову руками и закричал:
– Я не вор! Я никого не убивал. Требую судью!
– Ты не доживёшь до утра, – бросил с презрением командир и указал ему пальцем на городские ворота.