Восхождение Рэнсом-сити

Мои апартаменты находились в двух шагах от лаборатории.

– Не знаю.

– Что ж… – вздохнул я. – Что ж… Чего они хотят? Сломать Аппарат, украсть его… что?

Женщина немного подумала.

– Сломать, сэр.

– Они не первые. Чем именно они недовольны?

– Они говорят… сэр, мне нельзя вам об этом рассказывать… черт, сэр… Локомотив Хэрроу-Кросс не вернулся с фронта. Прошла уже неделя. Не знаю… его местоположение неизвестно, сэр.

– Никто мне об этом ничего не говорил.

– Об этом все молчат, сэр. Но люди все равно поговаривают.

– Не вижу, при чем здесь я или мой Аппарат.

– Они что-то слышали, сэр… бомба, которая принесет конец света, покончит с Силами… Они слышали о провалившихся опытах, о том, что вы называете фантомами – они напуганы, сэр, и ничего не понимают. Все меняется, и они не знают, что делать. Я никогда не думала, что увижу такое в Хэрроу-Кросс. Я живу здесь уже сорок пять лет и никогда такого не видела.

– Что ж… Предлагаю бежать.

– Бежать?

– Это ранит вашу гордость? Мою – нет. У меня ее почти не осталось, и я никогда не возражал против побегов.

Я открыл дверь. Женщина меня не остановила.

Коридор за дверью был пуст.

Адъютантка проследовала за мной по коридору до лифта. Я спросил:

– И все-таки как вас зовут?

Женщина не ответила.

Лифт поднялся на крышу. За открывшимися дверями простиралась широкая бетонная площадка. В неизменном красно-сером ночном полумраке Хэрроу-Кросс был едва виден ангар с лабораторией и его высокие запертые ворота. Перед воротами собралась толпа.

На самом деле там было не больше двух дюжин мужчин и женщин. В Джаспере или на Краю это вряд ли назвали бы толпой. Большинство людей были в форме. Они нерешительно переминались с ноги на ногу, и было очень странно видеть в Хэрроу-Кросс людей, не знавших, что делать и куда идти.

Не слишком большая толпа. Но у собравшихся все равно был неплохой шанс загнать нас в угол, пока адъютантка не открыла по ним огонь, после чего над нашими головами с жутким шумом появилось полдюжины винтолетов. Поднятый их лопастями ветер сорвал фуражку с головы адъютантки и разметал ее седые волосы, сбил многих с ног. Прожекторы винтолетов очертили резкую белую линию, которую никто не осмеливался переступить.

Среди толпы было несколько созданных Процессом фантомов – свирепые холмовики с каменными копьями, джасперские солдаты со штыками, женщины в шляпках первопроходцев, с залитыми слезами лицами. Ветер их не тревожил, а прожекторы не пугали, и, когда толпа отступила, фантомы продолжали бежать. Адъютантка стреляла по ним, пока у нее не кончились патроны. Она рухнула на колени на бетонную крышу, а фантомы все бежали. Они пронеслись мимо нас, я обернулся, чтобы посмотреть на них, но они как будто вдруг все исчезли.

Люди в толпе подняли руки в воздух. Я тоже. Адъютантка тихо плакала. Я очень медленно опустил одну руку ей на плечо.

* * *

Это была правда. Локомотив Хэрроу-Кросс так и не вернулся с фронта. Через несколько недель его место занял Локомотив Кингстон. Он покинул Кингстоун в целях безопасности, переместившись на север, в Метцингер. К западу от Метцингера пути были разрушены, как и дорога на север. Он двинулся в Драйден, а затем покинул и его. Казалось, что Локомотивы без конца двигаются, словно фигуры на шахматной доске, и каждый считает себя главным, пока враги загоняют их в угол, отрезая пути к отступлению. Так Локомотив Кингстон оказался на станции Хэрроу-Кросс. Забравшись в самые дальние и темные глубины станции, он разразился потоком приказов и угроз и никогда больше не выходил оттуда.

Ходили слухи, что к Хэрроу-Кросс приближаются войска Республики, ряды которой пополнились взбунтовавшимся населением Свода и Глорианы. Проект Рэнсома в условиях строжайшей секретности перевезли в новое место – в другой ангар на другой крыше.

Мы находились прямо над Локомотивом Кингстон, и, хотя между нами и глубинами, в которых скрывался Локомотив, лежало многоэтажное здание, иногда пол в нем дрожал, словно чудовище беспокойно ворочалось во сне. Я пожаловался, так как это было вредно для Аппарата. На меня не обратили внимания.

Адъютантку перевели в другое место для сохранения ее рассудка, и я так и не узнал, как ее звали. Вокруг нового ангара и моих новых апартаментов появилось много новых охранников. Это были тщательно отобранные, верные режиму линейные мрачного вида. Мне назначили нового адъютанта, тоже женщину, моложе прошлой, рыжеволосую, веснушчатую и симпатичную, но преисполненную суровости и фанатизма. Она сообщила, что лично попросилась работать со мной в свете чрезвычайной ситуации на внутренних Территориях и необходимости немедленного прогресса. Большинство моих инженеров перевели в другое место, оставив мне самых амбициозных и преданных Линии. И все же не прошло и недели, прежде чем кто-то оставил мне записку, уголок которой торчал из-под пишущей машинки: