Восхождение Сенлина

– Ты говоришь об ужасном любителе-горбуне! Этот шедевр написал не он.

– Конечно он. Картина была подписана. И я видел другие его работы. Его звали Огьер – или это нелепое совпадение?

– Он был самозванцем и фальсификатором; разумеется, он сказал тебе, что его зовут Огьер! – Комиссар был в хорошем настроении, упиваясь растерянностью Сенлина. – Я мог бы называться королем Рупертом Третьим при желании, но это не дало бы мне права на царство. Картине, которую ты украл, почти сто лет. А Огьеру было сколько, сорок?

– Так почему же он попросил меня украсть ее? – спросил Сенлин, чья уверенность теперь превращалась в недоумение.

– Ах, – ответил Комиссар, приближаясь. Он похлопал Сенлина по груди, словно старого коня. Поскольку уверенность Сенлина пошатнулась, он больше не мог воображать себе скрытое лицо Паунда. Он видел в линзах противогаза лишь собственное двойное отражение размером не больше портрета в медальоне. – Вот в чем вопрос: почему он попросил тебя ее украсть? И почему не сохранил? Почему отдал тебе?

Сенлин вновь обрел самообладание.

– Спросили бы у него.

Комиссар отступил:

– О, я хотел, пусть даже хорошо представляю себе, что он мог бы ответить. Нашей вражде много лет. И все же я с удовольствием поболтал бы с художником, но вы же знаете, как оно бывает, мистер Сенлин. Иногда сокольничий не может помешать соколу разорвать зайца. – Комиссар кивнул на Красную Руку, который вышел из снежной пелены.

Красная Рука нес под мышкой ящик Сенлина. Он поставил находку у ног Комиссара с большой осторожностью:

– Это было в центре внимания: я нашел там круг следов и тело.

– Открой, – сказал Комиссар.

Сенлина сбило с толку заявление, что Огьер оказался мошенником, но на его обдумывание не было времени. Все помыслы бывшего капитана порта занимали ящик-ловушка и стоящий над ним Красная Рука.

Красная Рука, едва ли нуждаясь в инструментах, чтобы снять прибитую крышку, аккуратно ее оторвал. Под крышкой обнаружился слой упаковочной соломы, и он в ней рылся, пока не показался край холста. Красная Рука трудился, а над соломой подымались облачка белого порошка. Порошок кружился в воздухе, смешиваясь со снегом. Никто не заметил его, кроме Сенлина, который знал, куда смотреть. Он пересыпал солому таким количеством белого крома, что его хватило бы на сотню человек. Он задержал дыхание.

Красная Рука вытащил картину и развернул лицом к Комиссару. Паунд завопил надтреснутым от гнева голосом:

– Это еще что?

Он схватил картину и сунул Сенлину в лицо. Сенлин, решив, что его сейчас ударят, ахнул. В носовых пазухах тотчас же расцвело знакомое покалывание и побежало по горлу. Он съежился. Он намеревался использовать крошку в качестве крайней меры для атаки на чувства и способности противника. В его планы, конечно, не входило самому попасть под воздействие мощного наркотика.

Не успел Комиссар продолжить допрос Сенлина, как Красная Рука вдруг отпрянул с диким фырканьем, испугав всех.

– Кто здесь? – крикнул он и остекленевшими глазами стал выслеживать невидимых призраков.

Он дернулся и замахнулся на что-то в воздухе, а потом отскочил от звука, который никто другой не услышал. Комиссар рявкнул на своего убийцу, пытаясь образумить, но разум Красной Руки забрел куда-то далеко. Он попятился и врезался в агента, который стоял оцепенев от ужаса. Красная Рука вздрогнул, повернулся и крутанул голову бедолаги так, что подбородок оказался над позвоночником. Агент рухнул, как куль с мукой.

Сцена быстро погрузилась в хаос. Красная Рука ворвался в ряды своих соотечественников, его сверхъестественная сила умножилась от безумия. Он использовал людей как дубинки, хватал одних и бил ими других, пока оба не становились безжизненными оболочками. Он швырял людей из порта, словно в них не было ни костей, ни веса. Снег краснел по мере того, как тепло, вытекая из искалеченных и павших, превращало его в слякоть. Красная Рука снова и снова кричал: «Кто здесь?» – хотя никто не смел ему ответить. Кто-то пытался стрелять и размахивать саблей, но это лишь продлевало кровопролитие, поскольку паника привела к перестрелке и ударам невпопад.

Агенты не освободили Сенлина, но отступили на несколько шагов, удерживая его между собой и обезумевшим убийцей как беспомощный щит. Сенлин, вертя головой в поисках любого признака помощи или пути к побегу, заметил то, от чего его сердце могло бы затрепетать, не будь он уверен, что это галлюцинация, вызванная крошкой. Увиденное было невозможно. Эдит бежала к нему, расшвыривая людей комиссара, и ее локоть поднялся, как клин плуга. Это было чудесное видение, но Сенлин напомнил себе, что он – в башне. Никто не придет на помощь.