Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

Вы жаловались в «Камешках» на свой будто бы неразборчивый почерк. Но он у Вас очень даже разборчивый (по крайней мере «беловик»), я очень даже хорошо понимаю его, и Ваши письма понимаю все до буковки, что мне невыразимо лестно и приятно. Я не могу предъявить Вам счет в два целковых золотом, который – шутя – Горький предъявил Леонову за его неразборчивый, микроскопический почерк, над расшифровкой которого бились три секретаря (я недавно из любопытства заглянула в 30-й том Горького – в его письма к Леонову – и долго смеялась, и одна, и потом с матушкой и с Танькой, прочитав про почерк Леонова).

Я к чему говорю про Ваш почерк? Не к тому, чтобы Вы чаше писали мне письма (повторяю: пишите их только по возможности, по настроению, по особой необходимости, но ни в коем случае не в ущерб своим делам, и не считайте себя обязанным отвечать на каждое мое письмо). Я к тому говорю про Ваш почерк, чтобы Вы, если Вам потребуется отпечатать рукопись, не боялись давать мне рукопись прямо из-под пера, не боялись, что «мои ясные очи» ее не разберут.

Я с удовольствием отпечатала бы Вашу «Оптину пустынь» и вообще всю Вашу книгу «о памятных и разоренных русских местах». Мне обидно, что она будет отпечатана не мною, и обидно, что я не в Москве и не могу предложить Вам свои услуги машинистки, то есть могу предложить их только на расстоянии, то есть только несрочные услуги – а ведь я постаралась бы отпечатать Вашу книгу быстро, чтобы Вы успели сдать ее в декабре и она не вылетела бы из плана 79-го года. Буду надеяться, что все у Вас обойдется нормально и в 79-м году Вы подарите мне эту свою книгу (и «Дерево над водой»).

Между прочим, довожу до Вашего сведения: я решила купить машинку «Оптима». Она надежная, и скорость у нее большая.

Владимир Алексеевич, я прочитала матушке Ваш совет мне – жить жизнью профессионального литератора, и она согласилась с Вами и восхитилась Вашей чуткостью и мудростью и велела мне слушать Вас, а не кого-то еще. Разумеется, я буду слушать Вас. Отчитаться перед Вами за половину моего декабря?

За половину декабря я написала 7 стихотворений и 77 страниц дневника (я давно не обращалась к своему дневнику, а тут вдохновилась).

2 раза ходила в литобъединение – один раз в качестве оппонентки по стихам начинающей поэтессы. Ваганова сказала, что я выступила очень квалифицированно, профессионально и доброжелательно, очень хвалила меня и просила чаще участвовать в занятиях объединения, сказала, что это будет моей общественной нагрузкой, нужной для поступления в СП СССР.

А еще я, наконец, оформила ряз. прописку (сделав еще визитов 10 в милицию и в домоуправление: то заседание исполкома откладывалось, то начальница паспортного стола бюллетенила, то очередь к ней была до самой аптеки). Теперь я вполне законная рязанка.

Вот вроде бы и все.

До свидания, дорогой Владимир Алексеевич, а скорее всего – до письма!

Желаю Вам в декабре сдать Вашу рукопись в издательство, хоть немного выйти из цейтнота и «весело-весело», с легким сердцем встретить Новый год!

Нина Краснова

P.S. Привет Олечке, всей Вашей семье.

P.P.S. Тут на объединении ко мне подсел некто Куликов (не директор «Книжного мира», а его однофамилец). Говорил, что любит Ваше творчество, спросил, хороший ли Вы человек, потом спросил у меня Ваш адрес (он, наверно, видел мою публикацию в «Москве» с Вашей врезочкой – почему и решил, что я должна близко знать Вас и знать Ваш адрес). Я сказала, что человек Вы хороший, но адреса Вашего ему, разумеется, не дала и посоветовала не беспокоить Вас – он хочет показать Вам свою прозу, которою занимается около года.

Еще (смешно) он спросил, правда ли, что Вы (по имеющимся у него слухам) ограбили весь север – вывезли оттуда все иконы. Я сказала: конечно, неправда. Всех икон Вы не вывозили и севера не грабили. Просто спасли от гибели часть древних икон – то есть сделали великое доброе дело, за которое современники, потомки и предки должны быть благодарны Вам… А жаль, что Вы не вывезли всех икон.

P.P.P.S. Мне сегодня ночью снилось, будто Вы приехали в Рязань. Я утром думала – к чему бы это? Оказалось – к Вашему письму. Когда мне снитесь Вы – это всегда к счастью, я уже приметила. Не надо и в сонник заглядывать.Спасибо Вам за письмо!

Вячеслав Шалагинов У Солоухина в Переделкине

Людмиле Л.

Наступал тысяча девятьсот девяносто первый год. Перед боем Кремлевских курантов Михаил Сергеевич Горбачев со своим южным акцентом произнес умиротворенную речь. Перестройка явно пробуксовывала. А народ жаждал быстрой смены политики. Эта жажда перемен буквально витала в воздухе. В конце января правительство Павлова неожиданно произвело обмен пятидесяти и сторублевых купюр. Лед тронулся.