Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

Еще одно литературное гнездо России. Как верно поступил писатель, отказавшись от Ваганьково или Переделкино. «Время собирать камни» – озаглавил когда-то свой знаменитый очерк Солоухин. Даже похороны его превратились в собирание камней русской культуры. Во времена смуты и раздора, во времена разора и насилия Владимир Солоухин могилой своей укрепил родную деревню. Уверен, теперь точно, и храм восстановят местные власти. Уверен, летом, на день рождения Владимира Солоухина 14 июня, будут проходить на Владимирщине солоухинские чтения, куда будут съезжаться русские писатели, как съезжаются в Ясную Поляну и в Тарханы, на шолоховский Тихий Дон и в рубцовскую Тотьму, к Федору Абрамову в Верколу и в яшинский Бобришный Угор. Все-таки писатель на Руси и сегодня, как бы ни сбрасывали его с пьедестала нынешние разрушители, не просто создатель неких текстов, а подвижник и певец своего народа.

Наш сатанинский ящик, наше телевидение и на этот раз отличилось. Сначала диктор торжественно-печально сообщил о смерти некоего Аллена Гинзберга в Америке – гомосексуалиста, авангардиста, поэта-битника, малоизвестного в самой Америке и уж вовсе не известного миллионам русских граждан; а потом, скороговоркой, добавило: кстати, умер и Владимир Солоухин… Как нас топчут в этом чертовом ящике, как постоянно унижают русскую культуру. Дело не в том, что Аллен Гинзберг – педераст и авангардист, а Владимир Солоухин – традиционалист, реалист, монархист и большой русский патриот. Вполне могло быть, что в Америке бы умер реалист и набожный католик, а в России – авангардист и сторонник сексуальных меньшинств. Все равно любого нормального человека резануло бы, если сначала объявили о смерти неведомого американца, а лишь затем об известном русском мастере слова. Какие все-таки интернациональные рабы и лакеи сидят на телевидении. И как их ненавидел Владимир Солоухин…

Телевидение утерло вновь всю русскую культуру… А мы – почитатели солоухинского таланта, его друзья, его собратья по славному ремеслу, его ученики – собрались в холодный, но солнечный день 8 апреля в храме Христа Спасителя. Храм собирал людей. Владимир Солоухин и был – собирателем. Как драгоценны такие люди, несущие в таланте своем и дар объединения. Как горько, что так много собирателей ушло из русской культуры за последнее время. Олег Волков и Борис Можаев, Владимир Соколов и Сергей Бондарчук… Даже когда-то непримиримый Андрей Синявский последние годы жизни перешагнул через какие-то свои догмы и вышел навстречу собирателям. А сколь многих объединял Владимир Максимов. На их похоронах, на поминках встречались левые и правые, авангардисты и реалисты, националисты и космополиты… Уйдут еще два-три человека – и уже не будет ничего, что бы связывало Андрея Вознесенского и Василия Белова, Станислава Куняева и Фазиля Искандера, Андрея Битова и Александра Проханова…

А молодые растут, даже не зная друг друга, без любви и ненависти, напрочь удаленные друг от друга. Кто остановит эти разбегающиеся галактики? Сказал свое поминальное слово о Владимире Солоухине Патриарх Всея Руси Алексий II. Стихи о давнем друге-недруге прочел Андрей Вознесенский. «Сквозь вечные наши споры предсмертная скорбь сосет… Сквозь доски гнилого забора заутренний свет плывет… Он – тезка Владимирского собора и Золотых ворот. Плывут над тоской великой, не уместясь в гробу, верблюды его верлибров – с могилою на горбу». На отпевании в храме Христа Спасителя я встретил Александра Солженицына и Дим Димыча Васильева, Василия Белова и Андрея Дементьева, Феликса Кузнецова и Юрия Кублановского, Юрия Бондарева и Владимира Бушина, Петра Паламарчука и Олесю Николаеву… Так вот у нас и проходят поминальные съезды писателей. Съезжаются, чтобы проститься с другом, с частью минувшей эпохи, со своей тоской по уходящей культуре, со слабой надеждой на будущее. И больше не видятся писатели друг с другом до новых похорон…

Два автобуса и несколько легковых машин вслед за катафалком двинулись по старой владимирской дороге.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное