Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

Перечитывая сегодня стихи и лирические повести Владимира Солоухина, попадаешь под обаяние прекрасного, безупречно чистого, точного, филигранной отделки и в то же время ярко индивидуального, свежего, непосредственного русского слога, полного дыхания русской речи. Будто погружаешься в буйное цветение черемухи – в палисаднике у дома или в весеннем лесу. И пусть сопровождают это цветение обязательные черемуховые холода. Они лишь усиливают аромат и трепет соцветий и побивают проснувшихся после зимней спячки насекомых, нацеливающихся на эту красоту.

В прозе да и в поэзии мастера присутствует та строго выверенная доза «черемухового холода», которая уравновешивает его стихийную одаренность и исповедальность высказывания (так как у Солоухина повествование ведется всегда от имени автора и всегда автор – главное действующее лицо), сообщая написанному зоркую наблюдательность и остроту мысли. Все это делает язык Солоухина очень современным. А ведь без языка нет народа и нет писателя. Кстати говоря, в языке трудно скрыть характер и пороки пишущего. Они как бы просвечивают насквозь, как семечки у наливного яблока…

Венок сонетов и знаменитые солоухинские верлибры давно стали отечественной классикой. Лирические повести «Владимирские проселки» (1957) и «Капля росы» (1959), принесшие быструю славу и признание автору, написаны в прошлом веке и в стране, которой уже нет, их обаятельная простота, доверительная интонация, тонкость образов, крестьянская наблюдательность, знание по именам каждой травинки, попираемой ногой человека, вызывают ностальгические чувства. И все же именно в этих повестях содержалась критика хозяйствования на земле, где богом был эксперимент, а не хозяин-крестьянин. (И до сих пор крестьянин – не хозяин!) Нерв размышлений о судьбе крестьянства и, значит, целой России у Солоухина позже запульсирует на страницах других книг, в частности в повести «Смех за левым плечом» и примыкающих к ней рассказах, выпущенных в издательстве «Современник» в начале «перестройки» в 1989 году. Здесь глубокий анализ происходившей коллективизации подкреплен сведениями, почерпнутыми из бывших запретными документов. Как злободневны эти книги писателя сегодня, в свете новых разрушительных земельной и лесной реформ. Может быть, поэтому произведения Владимира Солоухина не переиздают и не перечитывают.

Всю свою жизнь собирал Солоухин камни русской крестьянской и дворянской культур, православной иконописи, отечественной живописи. Собирал тщательно, бережно, любовно. Не настало ли теперь время нам собирать камни русской словесности конца XX века, среди великих творцов которой, безусловно, стоит имя Владимира Алексеевича Солоухина.

В советское время каждое произведение Солоухина вызывало споры и полемику на страницах центральных газет, потому что оно задевало основы жизни людей – отношение к земле, к отечественной культуре и истории, к своим истокам. Солоухин это любил и часто вызывал на словесную дуэль, не щадя и друзей, которые часто обижались, не понимая намеренных подначек. Владимир Алексеевич страстно жил. Вспомним строки из стихотворения «Черемуха»:

Пыланье белого коня

В чуть золотистый час рассвета.

О, три черемуховых дня!

Пусть – остальные просто лето…

То утро в памяти храня,

Прошу у жизни как награды:

Дай три черемуховых дня,

А остальных уже не надо.

После «Владимирских проселков» лирико-публицистическая проза Солоухина приобретает особую общественную значимость. Живую силу русской идеи писатель предлагал искать в истоках своей национальной культуры и веры. «Задумайтесь, почему, – пишет Солоухин, – когда читаешь Пушкина, Гоголя, Толстого, то и на сердце тепло, и ум просветляется, а возьмешь иногда что-нибудь современное – даже вчитаться не можешь… Я думаю, что не нужно искусственно расщеплять русское национальное сознание на составляющие… Дело не в мелочах, а в том, что русское самосознание либо есть, либо его нет. Это тот дух, который поможет нам возродить Россию… Меня поразила фраза французского академика Дернье, как-то приведенная Владимиром Максимовым: “Русские! Никакая гуманитарная помощь вас не спасет, а лишь лидер, который напомнит вам, что вы – великий народ. Тогда вы и сами спасетесь, и нас всех спасете от всеобщего растления!”»

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное