Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

Владимир Солоухин стал одним из первых участников и создателей Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры. Это общество постоянно шерстили то за скрытый монархизм, то за открытый русизм, а потом благополучно угробили. Тогда вышли из печати знаменитые «Письма из Русского музея» и «Черные доски» в защиту оплеванной тысячелетней культуры России. В книге «Время собирать камни» Солоухин первым поставил вопрос о воссоздании Оптиной пустыни. Люди, прочитавшие эти книги, как бы прозрели. Писателя засыпали письмами. Журнал «Молодая гвардия» три номера подряд посвятил отзывам читателей. И это в то время, когда снесено было храмов и расхищено икон и других исторических ценностей больше, чем за весь период революции и Гражданской войны. Это был поступок гражданина и патриота. Во многих делах общенационального значения писатель был первым. И авторитет его был огромным. Не будем забывать это. Стыдно, что до сих пор не смолкают смехотворные упреки, что, мол, Солоухин «навел» на церкви и хранилища икон воров и спекулянтов. Обидно, что после смерти Владимира Алексеевича некоторые его знакомцы и коллеги, бывшие единомышленники, пишут в своих мемуарах, что никогда не верили в искренность его православия, что смелость и напористость Солоухина в отстаивании икон, памятников культуры были как бы подстрахованы. Так как эти идеи вынашивались в недрах КГБ и выпущены были на свет божий из того же ведомства. Так что никого бы не арестовали и не выслали за это. Что ж, если в КГБ нашлись умные и патриотичные люди, – слава им. Но большинство общества не знало об этой «подставе», и слава Богу! И восприняло книги Солоухина как духовное очищение и возрождение. Два поколения выросло на этих идеях, и по-настоящему их значение мы оцениваем только сейчас.

Все творчество Владимира Солоухина жило одной большой любовью к России, хотя знал и проникновенно трактовал он культуру многих других народов. Перевел лучших поэтов Кавказа, славянства, эпические сказания Монголии. (Эта сторона деятельности писателя вынужденно остается за пределами данной статьи.) Да и то верно, будут сильны русские – сохранятся другие народы. Поэтому весьма странно читать в прекрасной антологии поэзии «Строфы века» об «очевидной идейной националистичности» Солоухина.

Подводя итоги своей творческой жизни, Владимир Солоухин признавался, что темы позднего периода творчества жили в нем с детства: «Просто закономерность такая: сначала больше ягод, грибов, рыбалки – потом Ленина, революции, коммунизма, большевиков и так далее». Последние его книги «Смех за левым плечом», «Северные березы», «Последняя ступень», «При свете дня», «Чаша» – это поступки совести и мужества. В них писатель поставил перед обществом принципиальный вопрос: «Стоит ли самая прекрасная идея построения светлого будущего для всех народов мира того, чтобы ради ее осуществления был поставлен на грань уничтожения целый народ и великая процветающая страна?» Ответа он не получил. Так как документация его порой была спорной и пристрастной, за это и ухватились, чтобы не отвечать по существу. Но вопрос был поставлен. (Имеются в виду бурные теледебаты в передаче «Взгляд» на ТВ в 1990 году.) То, что Солоухина отказались понимать новые экспериментаторы над русским народом, неудивительно, ибо им нужна была только шумиха вокруг «белых» пятен советской истории. Глубоко копать они не собирались, ибо тогда обнаружилась бы прямая связь между революционерами-интернационалистами прошлого и нынешними реформаторами.

Солоухин был человеком дела. Но государственно значимого дела. Поэтому, когда по почину великого русского композитора Георгия Свиридова Солоухина избрали председателем комиссии по возрождению Храма Христа Спасителя, он воспринял это как дело по возрождению России, и восстановленный Храм должен быть символом этого возрождения. Владимир Солоухин готовил к этому, как он считал, знаковому в истории современной России событию общественность за рубежом и в Отечестве. Так, в речи, произнесенной в нью-йоркском обществе «Отрада», писатель говорил: «Когда думаю о том, какое слово найти применительно к разрушению Храма Христа Спасителя… останавливаюсь на слове поругание. Это было трижды поругание: поругание красоты, поругание веры, чести русского народа. Вытекает вопрос: почему же народ допустил, чтобы его так обесчестили? Дело в том, что уничтожение культурных национальных ценностей у нас в стране началось не с церкви и даже не с дворянских усадеб, не с библиотек старинных, не с икон. Уничтожение национальных ценностей у нас началось с людей. Начали уничтожать тотальным образом людей, российское общество…

У древних греков и в древних армиях вообще было такое понятие: децимация. Для того, чтобы армия и завоеванный народ стали покорными, считалось, что надо уничтожить каждого десятого человека, то есть 10 процентов. Тогда взбунтовавшиеся приходят к покорству… И вот когда произошла эта не децимация, а больше даже – 30 процентов… можно было с народом делать все, что угодно».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное