Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

– Мне тоже запомнилось сразу, – продолжаю разговор, – «Имеющий в руках цветы плохого совершить не может…»

Добавляю собеседнице, что довелось полгода жить в Италии (там сын живет) и, когда возвращалась, едва самолет чиркнул об асфальт аэродрома Шереметьево, слезы, а в мыслях солоухинское:

Я шел по родной земле,

Я шел по своей тропе…

Это не значит, что меня в Италии плохо принимали – все мои духовные устремления исполнились. Я видела «Последнюю вечерю» Леонардо да Винчи (так итальянцы называют «тайную вечерю») в церкви Мария делла Грация. Побывала и в «Ля Скала», насладилась музыкой Бетховена в исполнении великолепного оркестра Рикардо Мути. Ездила в город Бари из Милана, приложилась к мощам Николая Чудотворца… Да, так сподобил Господь не по грехам моим, а по милости своей.

И все-таки – родная земля – это родная земля! Пусть меня кто-то подтолкнул, пустил шутку, – но ощущение родства с родной землей мне подарила прекрасная Италия.

Значит, делаю вывод, если «в обиходе» живут слова и строки – это и есть подлинная поэзия. Знаменитый «Колодец» Инесса Владимировна процитировала тоже без предварительной подготовки, по памяти:

…И понял я, что верен он,

Великий жизненный закон:

Кто доброй влагою налит,

Тот жив, пока народ поит.

И если светел твой родник,

Пусть он не так уж и велик,

Ты у истоков родника

Не вешай от людей замка,

Душевной влаги не таи,

Но глубже черпай и пои!

– Посмотрите, как у Солоухина все весомо, грубо, зримо, я бы сказала еще, сочно, как описан сруб, вода «как смоль густа, как смоль черна, она как стеклышко чиста…»

Мы расстались на троллейбусной остановке друзьями, хотя до этого мало общались, живя в одном городе. Нас объединил Солоухин.

Двадцать человек – двадцать отношений к Солоухину, двадцать мнений. Где истина? Каков же подлинный Солоухин? Может быть, это и есть цель моей книги: преобразовать различные (часто необоснованные) мнения в одну общую цель – увлечь молодые умы чтением произведений Солоухина; преобразовать их неведение и невежество в доброе отношение к творчеству писателя-классика, писателя-земляка.

Но как это сделать? Во-первых, самой прочитать (или перечитать) каждую солоухинскую строчку. «Тогда ты получишь право, – сказала я себе, – говорить о творчестве этого писателя».

Итак, май, июнь, июль, август 2002 года. Я одна в читальном зале. Царские условия! Учащиеся на каникулах. И тут же получаю духовный подарок от Владимира Алексеевича – повесть «Прекрасная Адыгене». Она оказалась так созвучна моей душе потому, что в молодости мне довелось заниматься альпинизмом. Имею разряд по этому виду спорта за девять восхождений. Одно из них было на Эльбрус, высочайшую вершину Европы, 5633 метра над уровнем моря.

Читая Солоухина, я как бы вернулась к годам своей молодости и радовалась совпадению впечатлений, мыслей, ассоциаций своих и писателя через… 30 лет!

К его прекрасно-чистой повести я бы добавила одну деталь, подробность, которая, может быть, сделает ее еще достоверней – каждый ботинок альпиниста весит полтора килограмма. Они обиты железом, триконями. Таким образом, любой альпинист имеет на ногах как бы вериги, и, совершая подходы к перевалам, восхождения, он совершает не просто физическую работу, а борется сам с собой, а это и есть путь к духовному, горнему.

Свое восхождение к духовной жизни писатель начал именно с вершины Адыгене. Он так заканчивает повесть:

«Двадцать первое августа одна тысяча девятьсот семьдесят второго года. Десять часов утра. Мне сорок восемь лет. Я стою на вершине Адыгене. Я разорвал кольцо. Я стою на вершине Адыгене. Уже ничего нельзя сделать. Никогда не будет меня, не стоявшего на вершине Адыгене, а всегда буду я, совершивший восхождение, преодолевший все, что надо преодолеть, достигший вершины и стоящий на ней. Я стою на вершине Адыгене. (Ее высота 4404 метра.)

Эти строки писателя полны чувства, не очень отредактированы: два раза он повторяет одно предложение – «Я стою на вершине Адыгене», но читатель понимает, что сейчас не до редактуры, полнота радости от покорения вершины захлестывает его.

В 1972 году во Владимире было очень жаркое лето, а я ходила беременная, собираясь родить сына (дочь уже была), – так вот почему мне было не до прекрасной Адыгене! Свое восхождение на Эльбрус я совершила в 1962 году, когда мне было 24 года! Хорошо помню первое, что пришло на ум: «Кавказ подо мною…» – песчинкой, ростом 152 сантиметра. Я видела, как говорят сейчас, «в натуре» прохождение скального маршрута Михаилом Хергиани. Стройный, в спортивном костюме, – он голубой ящеркой промелькнул по грозным скалам и, не дав нам опомниться, оказался на верху скалы. Это незабываемо! В повести Солоухина читатель встретит и это славное имя, известное альпинистам всего мира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное