Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

И пошел россиянин-специалист строить каждый свое мировоззрение по-своему. Чего каждый ухватил из мировой «цивилизации»? Кто питье и пиво – козленочками стали. Кто иглу – наркоманами сделались. Кто экстрасенсом сам заделался, с темными силами по ночам беседует. Кто к Муну подался (университетские преподаватели, то бишь люди с высоким самомнением), кто к йогам. Иные – к сатанистам, мол, доубиваем и дорушим то, что осталось. И получилось – днем с огнем ищут чего-то такого эдакого, а своего родного не видят – слишком обычно!

И так «свободно» зажил специалист в посткоммунистической России, что напрочь забыл самое малое, самое первое – что он русский человек.

Цитата незабвенного Козьмы Пруткова просто выскочила из его памяти: специалист подобен флюсу, полнота его одностороння.

Стало быть, любой специалист, любого вида, знания, если он не стремится расширить свой кругозор – флюс! Ну, хорошо, скажут, есть флюсы и с широким кругозором. Но… тогда, где истина? У тебя такое мнение – ты думаешь, что прав. А у меня другое, и я думаю, я прав. Кто же прав на самом деле?

Кому поверить? Тут-то мы и подобрались, может быть, к одному из главных вопросов сегодняшнего дня. В химии, физике, – ясно кому верить. Ученым с мировыми именами. Попробуйте в химии что-то не то соединить с чем-то не тем, – такой результат получите – не поздоровится. Атомного джина физики выпустили из бутылки, а как его вновь туда засадить, не знают… То-то и оно!

Какие-то новые духовные ценности выдумали? Жили же без них 70 лет и еще поживем? Какой еще тонкий мир? Существует ли он? Может, и нет ничего. Или есть? Правда, что ли, что каждое бранное мое слово отдается на небесах? Тогда на меня дождь из гвоздей должен падать… «Ишь ты, поди ж ты!» – поговори с таким Само-думающим.

И не замечает такой Самостийщик, что соскальзывает в поисках своего мировосприятия в Самость. «А я такой! – и ножка вперед. – Не хотите – не воспринимайте».

С человеком, заболевшим самостью, трудно беседовать. Он ведь Сам решил разобраться в Ветхом и Новом Завете, в Священном писании, он сам выучит арамейский язык, на котором Иисус Христос говорил со своими учениками… Сколько на все это потребуется времени – самостный человек не берет в расчет… Полагая жить по-библейски лет 150–200! Так что кому-то поверить все-таки придется в жизни?

Но кому? За кем пойти? За сверхчеловеком Ницше, покончившим с собой. За путаником Бердяевым. За Львом Николаевичем Толстым, так и не разорвавшим цепи гордыни, хоть он и Лев. За русскими философами Несмеловым и Ильиным, но где прочитать их труды? За Пушкиным с его восклицанием: «Да, дух бессмертен мой!» За Достоевским? За Солоухиным? Кому же все-таки поверить?

…Один мой знакомый ведет во Владимире двух дочек-близняшек на прогулку за ручки, одна – справа, другая – слева.

– Папа, где мы живем? – спрашивает дочка справа, – в какой части света?

– В Европе? – отвечает папа.

– А учительница сказала в Азии, – сомневается дочка слева, и обе вздыхают:

– Кому верить?

То есть уже с третьего класса человечек задумывается над главным вопросом бытия – кому верить? Папе, маме, учительнице, светофору, своему родному миру или чужому, другому иному…

Человек, лишенный опоры для души, начинает метаться – в пьянку, в оккультные силы, некоторые «рерихнулись», «облаватчились», – позабыв, что они русские люди, живут на русской земле, Бог сделал так, что в одночасье ложное построение, 70-летнее вавилонско-коммунистическое построение башни до неба, рухнуло. И 20 миллионов коммунистов, а за ними и все население с удивлением отметили, – и ничего, и без КПСС можно жить. Но как? Ушлые экономисты быстро просчитали – на подхвате у Запада. А как это «на подхвате»? Один старый московский журналист объяснил мне первозначение этого оборота. Когда чистили уборную в старину, один опускал туда ведро на длинном древке, черпал нечистоты и нес в бочку, но ведро-то тяжелое, тогда подбегал помощник, подхватывал древко в определенном месте, помогал, – это и называлось «на подхвате». Именно такую роль и отводит Запад России.

– Мы не учителя Западу, и не ученики. Мы – другие. Так сказал выдающийся русский философ Иван Александрович Ильин.

– Мне бы хотелось, чтобы поверили философу И. А. Ильину, писателю И. С. Шмелеву, писателю В. А. Солоухину, поэту Н. А. Рубцову… ведь именно в их творчестве ответы на многие вопросы современности. Но… телеящик отучил читать, «съев» все свободное время… Как быть?

В библиотеках города Владимира, узнаю, что книг выдающегося земляка-писателя первого периода его творчества – «Владимирские проселки», сборники рассказов и стихов, «Письма из Русского музея», «Черные доски», «Травы» и других, – достаточно, но они поблескивают чистотой страниц, никем не перевернутых. Проза последнего периода – «Соленое озеро», «Смех за левым плечом», «Последняя ступень», «При свете дня», «Чаша», – единичные экземпляры, зачитанные до ветхости. По одному-двум на абонементе и в читальном зале.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное