Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

В тот печальный день, чувствуя себя как-то сиротливо, мы мало что говорили и вспоминали. Но вот в мае, когда Владимир Крупин попросил меня вновь съездить с ним и его женой Надей в Олепино – нам по дороге и в самом селе многое вспомнилось о почившем писателе. Само же кладбище в тот день предстало перед нами именно таким, каким его описал Солоухин в своей после смерти опубликованной «Чаше»: «…наше сельское кладбище – сосновый лесок над песчаной кручей и светлой речкой. Тишина, посвистывание птичек, трава, прополотая внутри оградок, крупная земляника в траве…» Правда, «валявшихся банок из-под краски и водочных бутылок», о которых он упоминал, мы не увидели. Видимо, односельчане их прибрали. А его могилка опрятная, обихоженная – скромный холмик песчаный, обложенный природными камешками и деревянный у изголовья крест, цветы: и полевые, и из садов-огородов… Появилось на нашей земле еще одно место, где можно тихо помолиться и покаяться. С каждым днем все больше осознаешь невосполнимость потери. Не стало еще одного русского классика. Вместе с уходящим XX веком простились мы и с его летописцем.

Знакомыми мы с ним стали 13 декабря 1976 года на вечере в НАЛ, когда отмечалось 50-летие Сергея Никитина. В банкетном зале он мне шепнул, что ему понравилась моя статья в «Литературной России» о «Сереже». Одобрительно он отзывался о моем стремлении в качестве корреспондента «Огонька» побывать в разных уголках страны. Мне доводилось участвовать в организации его авторских вечеров в Москве и Владимире. Владимир Алексеевич отзывался и на мои просьбы. Помню, когда в Бюро пропаганды художественной литературы при Владимирской писательской организации мы стали готовить первый выпуск литературный газеты «Слово» (1989 г.), то он живо откликнулся на мою просьбу – пожелать нам «доброго пути» и лично сам завез на Музейную, 3 несколько страничек от руки написанного текста. В нем он пожелал:

«Во Владимире появляется, возрождается свой литературный печатный орган. Владимирская земля обретает свой голос. Пусть этот голос крепнет, пусть он говорит правду, пусть он пробуждает в народе лучшие мысли и чувства».

Принял живое участие Солоухин и в возрождении альманаха «Владимир», написав вступительную статью, которая стала для нас напутствием… В сборник «Владимир-96», который, к сожалению, так и не вышел, писатель-земляк готовил нам свои новые «Камешки на ладони», их он вынужден был отдать в другой журнал. Вот некоторые «Камешки»:

...

«Своему собеседнику я сказал в полемическом задоре: – Суди, дружок, не выше сапога.

– Какого сапога? – уставился он на меня в недоумении. Наш полемический разговор на этом, естественно, закончился».

...

Есть формула человеческого поведения. Говорят, что она была девизом Чингисхана. «Боишься – не делай. Делаешь – не бойся».

...

Сколько мы говорили, настаивали, убеждали, боролись, и вот наконец совершается: Тверь, Екатеринбург, Самара, Нижний Новгород, Сергиев Посад, Санкт-Петербург… радость и ликование. Но вот именно ликования-то и нет в душе и на сердце. В чем дело? А в том, что посмотрите на города, на жизнь в них, на их население, на их, с позволение сказать, архитектурное лицо. Но какой же это Сергиев Посад или какой же это Нижний Новгород? Это давным-давно уныло-средне-советские города со всеми вытекающими отсюда признаками.

Нет, конечно, хорошо, что им возвращены их подлинные названия, но настоящая их подлинность давно и безвозвратно утрачена.

Вспоминая о Солоухине, нельзя пройти мимо его, так сказать, «непростых отношений» с руководством нашей области, причем почему-то во все времена. Не могу простить себе, что устранился, пронадеялся, не взял на себя ответственность и не организовал его авторский вечер во Владимире, не отметил 70-летний солоухинский юбилей. До сих пор слышу его несколько растерянный и обидчивый голос, говорящий мне по телефону: «…Что же вы там, во Владимире-то. Вот в Красноярске Астафьеву даже „Волгу“ подарили… Белову в Вологде также хорошо отметили, а меня на родине позабыли, не пригласили…»