Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

– Помнишь, когда идет в наступление офицерский каппелевский полк, а под кустом Анка-пулеметчица… Так вот, когда она начала строчить и ряд за рядом стали валиться белые офицеры, а потом и повернули в конце концов, я, бывало, улюлюкал вместе со всеми: «Давай, Анка, строчи, бей беляков!» Недавно пересмотрел фильм и плачу на этом месте. Да это же она русских, русских строчит, офицеров, интеллигенцию берет на прицел… Господи, думаю: «Своя своих не познаша, своя своих побивахом». Стравили нас, как дурачков, а мы и рады стараться…

– Как же ты за Россию, если за беляков? Подлец ты после этого!.. – воскликнул Бубеннов».

Что было после этого, читатели знают. Кто забыл, может прочитать в книгах «Камешки на ладони» и «Последняя ступень». Очевидно, В. Солоухин остро переживал непонимание среди своих старых друзей, среди русских патриотов.

В Переделкине, на втором этаже дачи, который он занимал, было очень скромно. Минимум мебели (кажется, казенной), только удобный письменный стол был специально купленным, но это для писателя – не роскошь. А вот что сразу бросалось в глаза и обращало внимание всех, кто у него в последнее время бывал, это большое количество первоклассных фотопортретов Николая II, Императрицы, Наследника, царских дочерей. Работы очень классного фотохудожника. Владимир Алексеевич ими гордился, говорил, что они ему дорого стали. Кроме того, в гостиной над дверью висел большой гипсовый рельеф – портрет (круглой формы) Александра III. На столе стоял сувенирный государственный флаг России – царской России. Часто хозяин угощал гостей водкой из граненых, с выгнутыми наружу краями рюмок (на что он всегда обращал внимание – удобно из таких пить). Рюмки были с Ходынского поля. Переждав удивление, Владимир Алексеевич всегда спрашивал: «Как на самом деле на Ходынке было, не знаете?» И следовал рассказ, который потом пополнял солоухинские «Камешки на ладони» или «Ненаписанные рассказы».

Безусловно, к началу 70-х годов Солоухин пришел к глубокому убеждению (он много читал В. И. Ленина, о Ленине, недоступные широким читателям архивные документы и мемуаристику, печатавшуюся за рубежом), что Октябрьский переворот в России был трагедией, подготовленной ненавистниками, врагами державной мощи православного государства, мечтающими о включении российских богатств в мировой организм, где бы они быстро переварились и самобытный русский народ был бы поглощен. Позднее, насмотревшись на последствия катостройки, Владимир Алексеевич еще более утвердился в мысли, что демократия в современной России – не более, чем процедура, и что монархия как высший авторитет – предпочтительная форма государственного устройства. Часто он говорил: «Мы зашли в тупик, чтобы двигаться дальше, что делают? – И отвечал: Сначала возвращаются назад… Но просто вернуться назад, как и войти в одну и ту же воду, нельзя». Это Солоухин прекрасно понимал и рассуждал так, что надо к монархической идее приучать постепенно. Он был категорически против насаждения монархии сверху. Когда я и особенно поэтесса Нина Карташова, глубоко озабоченная претендентами на Российский престол, спрашивали Владимира Алексеевича в лоб о претензиях Гогенцоллернов, о его встречах с Леонидой Георгиевной, он отмахивался и повторял, что важно к идее приучить общество, а кто будет монархом, время покажет. Я думаю, что его крестьянская сметка и разумность не позволили ему верить в авантюры. А что касается встреч с семейством Гогенцоллернов – это все же, как мне кажется, интереснейший для писателя материал, это редкая возможность подсмотреть то, что видно именно писательским глазом и схватывается неподражаемой интуицией. Разве мог Солоухин отказаться от таких встреч! Вообще я думаю, что мы, читатели, часто ждем от писателей ответов на самые трудные вопросы и даже каких-то решений, которые они не могут нам дать…

Семидесятилетний опыт истории советского государства Владимир Алексеевич не зачеркивал, это значило бы зачеркнуть себя. В советской истории Солоухин очень интересовался сталинским периодом, личностью Сталина. Мне он говорил незадолго до смерти, что заканчивает книгу о Кобе. Отнюдь не приукрашивая жестокий облик вождя, он высочайшим образом оценивал его державную мощь, ум и расчет, позволившие сохранить единую великую страну. Часто рассказывал и любил повторять этот рассказ о том, что в конце войны (Владимир Алексеевич был кремлевским курсантом, а потом старшиной кремлевского спецназа) он видел на территории Кремля огромные ящики с упакованными в них двуглавыми орлами-навершиями, которые, как утверждал он, предназначались для водружения на Кремлевские башни. Рассказ об этом писатель всегда заканчивал так: – Уверен, поживи Иосиф Виссарионович несколько лет, он бы провозгласил себя императором…