Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине

В своих книгах, даже посвященных эстетике, он тоже предпочитал бросить в застоявшуюся воду общественного мнения новое слово, ввести в обиход новое или забытое глубокозначимое явление. Таковыми были книги «Черные доски» и «Письма из Русского музея». Публикации этих произведений в 60-е годы, вначале в журнале «Молодая гвардия», следом отдельными книгами, взбудоражили умы и сердца соотечественников. Потрясение, которое произвели его вещи в сознании культурных, интеллигентных слоев нашего общества, в общем-то за редким исключением ориентированным на западные образцы в искусстве, можно сравнить разве что с ошеломляющим эффектом Дягилевских русских сезонов в Париже в начале века.

Об иконописи так еще не писали, да и сама икона, хотя и не встала на свое законное место в церквях, благодаря смелому слову Солоухина приобрела в глазах многих людей духовную национальную ценность. Конечно, иконы тотчас же не понесли в церковь, об этом даже заикаться было нельзя. Храмы в то время все еще закрывали, а не возрождали, но лед незнания и равнодушия а душах людей тронулся. Правда, наплодилось множество злых писак, которые утверждали, что Солоухин пробудил нездоровый интерес к собирательству икон, установил своеобразную моду на коллекционирование древнерусской живописи. Приводили примеры разорения чердаков, ограбления несчастных старушек. Да и это было. Но винить в этом писателя так же смешно, как пенять учителю, обучившему балбеса грамоте, когда тот стал читать непристойности на заборах…

«Письма из Русского музея» вызвали такой читательский отклик, что журналу «Молодая гвардия» пришлось отдать печатанию наиболее интересных из них несколько номеров. Владимир Алексеевич ответил в журнале своим читателям: «Как радостно сознавать, что живет в сердцах людей чувство Родины, родной культуры, родной истории и что много вокруг живых душ и живых сердец! Я кланяюсь русским земным поклоном каждому человеку, который отозвался о моих “Письмах”, будь то письмо-отклик или просто ответное движение души». «Время собирать камни» – о возрождении писательских усадеб – достойно завершило эту своеобразную трилогию, которую совсем недавно в поминальном слове о великом русском писателе В. Солоухине поэт Владимир Костров назвал «энциклопедией русского интеллигента».

Готовясь к работе над подарочной книгой «Письма из Русского музея», я прочитала публикации в журналах, письма читателей. Мне хотелось полнее ощутить мир автора, почувствовать притягательную силу, которая заставляет поклонников писателя засыпать письмами-откликами редакции журналов и издательств. К сожалению, я уже не могла поговорить с первым редактором «Владимирских проселков» Ольгой Васильевной Мамаевой. Мне рассказывали ветераны издательства, что именно она подсказала начинающему автору мысль пройти по родной Владимирщине «в лапоточках» и описать увиденное. Чуткого редактора давно нет на этом свете, а автора не стало недавно, а лирические повести живут и будут жить, пока есть читающие по-русски.

Мне показалось, что и я, конечно, по-своему, услышала творческую струну Солоухина и полюбила его. А это, на мой взгляд, в работе над книгой главное. Конечно, профессионал может отредактировать рукопись автора, чужого ему и по стилю, и по эстетике, и по взглядам – работа есть работа. Но хорошие книги, также как и дети, родятся только по любви…

Но вернемся к стихам, последним стихам Владимира Солоухина. Он охотно читал их на всех встречах с читателями. Многие молодогвардейцы помнят это, так как ходили на встречи с писателем. После одного из литературных вечеров, кажется, в ЦДЛ, зашел разговор о публикации их, об издании нового сборника. Владимир Алексеевич отговорился, что новых стихов у него немного (мол, поэзия – это спутница молодости). К тому же, добавил он, некоторые побоятся публиковать. Я уговаривала, что, если добавить в сборник подходящие стихи из прежних книг, такие, как «Волки», «Лозунги Жанны д’Арк», прекрасную лирику, получится очень неплохо. Я видела, как постепенно Солоухин загорелся, всегда это было видно по его глазам, которые из блекло-голубых становились ярко-голубыми и очень блестящими. – А книжечку назовем «Северные березы», – сказал Владимир Алексеевич. Я поняла, что это дело решенное. Мне хотелось, чтобы новые стихи его увидели свет именно в «Молодой гвардии». И я поспешила взять с автора слово, что он не будет предлагать рукопись в другое издательство в течение нескольких дней. Я чувствовала, что и Владимир Алексеевич настроен на «Молодую гвардию», так как он начал вспоминать: