Восхождение тени

– Кровь, – прошелестело третье так тихо, что она еле расслышала.

Предплечье жгло так, будто кость превратилась в добела раскалённый железный прут. Тьма свивалась вокруг неё в дикой пляске, и на мгновение впереди мелькнуло лицо рыжеволосого мальчишки… Баррика!.. но он, совершенно очевидно, не заметил её, хотя Киннитан пыталась его звать. Что-то укрывало юношу, не давая девушке дотянуться до него – замёрзший водопад, стеклянный кубок – и слова её до него не долетали. Лёд. Плотная тень. Разлука…

А затем всё завертелось, и обычный мир стал возвращаться: вопли чаек и крики людей внезапно раздались со всех сторон, как будто последний кусочек деревянной головоломки встал на место. Ладони и колени вновь ощутили жёсткость серых досок настила. Кто-то грубо дёрнул её, поднимая на ноги, но Киннитан не ожидала рывка и вновь чуть не упала; её удержала только сила могучих стальных мышц чужой руки. Боль в собственной конечности потихоньку стихала, но от одного воспоминания о ней у Киннитан перехватывало дыхание.

– Что это ты тут разыгрываешь? – похититель, Безымянный, сильно встряхнул её и огляделся – вдруг кто-то заметил? – но даже если бы и нашёлся среди людей кто-нибудь неравнодушный, все они сейчас были слишком далеко, чтобы их услышать.

«Наверное, со стороны мы выглядим как отец и два капризных ребёнка, – подумала девушка. – Которые плохо себя ведут.»

Внезапно у неё внутри всё словно оборвалось – нет, не от нового приступа боли, но от понимания: на том пути, которым они идут сейчас, для них нет надежды. Она почувствовала это всем существом: как петля затягивается, как все их шансы выжить развеиваются без следа, и только смерть стоит в конце дороги – и нечто большее, чем смерть, нечто гораздо, гораздо худшее. Оно ждёт, поняла девушка, хотя и не разгадала, что оно такое. Но оно голодно – лишь это она знала наверняка, – и поджидает её во тьме на том конце пути.

Киннитан выровнялась и подождала, пока мужчина отпустит её, чтобы схватить Голубя, а затем развернулась и помчалась вперёд со всех своих заплетающихся ног, прямо к краю причала, даже не помедлив, когда похититель заорал ей вслед. Настил был мокрый и она едва не поскользнулась и не свалилась в воду, но сумела остановиться, вцепившись в торчащую сваю. Удержалась за неё, покачнувшись, и когда мужчина зашагал к ней, волоча за собой мальчика, предупреждающе вскинула руку.

– Нет! – собрав все силы, как только могла громко крикнула она – и слово вырвалось из разъеденного морем горла хриплым карканьем. – Нет! Сделаешь ещё шаг, прежде не выслушав меня, – я брошусь вниз. Я поплыву в глубину и отопью от океана столько, что умру прежде, чем ты сможешь меня достать.

Её мучитель остановился; ярость, смотревшая на девушку с невыразительного, тусклого лица, уступила место какому-то другому чувству – в нём проявились холодность и расчётливость.

– Я знаю, что мне не уйти от тебя, – продолжила Киннитан. – Отпусти мальчика и я сделаю всё, что ты скажешь. Попытаешься подойти вместе с ним – и я убью себя, можешь тогда везти автарку моё бездыханное тело.

– Я не торгуюсь, – заявил Человек-без-имени.

– Голубь, убегай! – заорала девушка. – Давай, беги! Он не погонится за тобой! Убегай подальше и спрячься!

Но мальчик даже не шевельнулся; он стоял, вперив в неё взгляд, – что-то переменилось в его личике, полном ужаса и потрясения от только что пережитого несчастья, и это новое выражение разрывало ей душу сильнее прежнего.

Мужчина всё ещё удерживал его запястье. Голубь покачал головой.

– Давай же, – повторила Киннитан. – Иначе он только продолжит мучить тебя, чтобы заставить меня выполнять его приказы. Беги!

Человек-без-имени перевёл взгляд с неё на мальчика. Затем наклонился и подобрал грубую верёвку, спутанными петлями лежащую на причале, будто обессилевшая змея.

– Обвяжи один конец вокруг своей талии, и тогда я отпущу мальчишку, – он перебросил девушке бухту.

– Голубь, отойди назад, – предупредила она, наклоняясь, чтобы поднять бечеву, но ребёнок только молча взирал на неё с выражением мучительной беспомощности на лице. – Отойди! – Киннитан повернулась к мужчине. – Когда он окажется на краю причала у тех ступеней, я обвяжусь верёвкой. Клянусь, как послушница Улья Нушаша.

Мужчина хрипло рассмеялся, непритворно развеселившись. Что-то в нём изменилось, она впервые разглядела это сейчас – что-то с ним происходило странное, как будто он потерял кусочек своей каменной брони. И всё-таки оставался пугающим до дрожи.

Человек кивнул.

– Ну, проваливай тогда, – бросил он через плечо Голубю. – Беги, малец. Если я увижу, что верёвка завязана, а ты всё ещё на причале, отрежу тебе остальные пальцы.

Голубь снова яростно помотал головой, но Киннитан это показалось скорее жестом отчаяния, нежели отрицания.

– Уходи! – крикнула она. Несколько человек на другом конце причала обернулись, наконец отвлёкшись от пожара в порту. – Я не смогу жить, видя, как ты страдаешь, Голубь! Пожалуйста – это лучшее, что ты можешь для меня сделать. Беги!