Восхождение тени

Феррас стоял, тяжело дыша, и глаза его щипало уже не от кварского яда, а от собственной крови, сочившейся из пореза на лбу. Первая атака врагам удачи не принесла – нападавшим удалось выбить несколько камней из заградительной стенки, но Вансен со стражами убили с полдюжины фаэри, и окровавленные трупы теперь валялись с внешней стороны, затрудняя атакующим продвижение. Однако, когда груда мертвецов под баррикадой хорошенько подрастёт – если защитники продержатся столько, чтобы добавить туда ещё вражьих тел – захватчики просто взберутся на каменную стенку, как по насыпи, по трупам своих же солдат.

– Они опять подходят, капитан, – лицо Молота Яшмы, всё покрытое порезами и грязью, стало похоже на уродливую маску, отчего фандерлинг выглядел ещё гротескнее – ну точно злобный тролль из старых сказок. – Я слышу, как они подбираются.

Вансен отёр кровь с глаз и снова поднял свой топор, жалея, что это не короткий меч или хотя бы не штык. Топор, в общем, годился для того, чтобы удерживать врага на расстоянии вытянутой руки, но от его тяжести солдат быстро уставал. Фандерлинги, пожалуй, были сильнее, чем выглядели: двое стражей тоже сражались такими топорами, хотя Яшма, например, предпочёл две остроконечные кирки для камня, держа по одной в каждой руке.

– Я готов, – Вансен снова стёр кровь с лица и стряхнул её с руки. – Пусть подходят.

– Ты славный парень, капитан, – произнёс Яшма внезапно, глядя при этом во тьму за баррикадой. – Признаюсь, ты мне сперва не понравился. Но ты и сам почти фандерлинг, разве что чутка высоковат. Я вовсе не против умереть с тобой плечом к плечу.

– Как и я, командир стражей, – откликнулся Вансен. Эх, как же ему сейчас хотелось пить! Последние капли из бурдюков с водой они вытянули ещё час назад, и во рту у капитана было сухо, как в ксандианской пустыне. – Но прежде прихватим-ка с собой ещё по парочке этих чудовищных тварей…

Ответ Яшмы заглушил рёв атакующих. Мелкая тёмная фигурка вскочила на преграду – и тут же, дико взвыв, рухнула назад с рассечённым топором одного из стражей брюхом, из которого вывалились кишки. Место упавшего мгновенно заняли ещё двое или трое, и один из нападавших ткнул Молоту Яшме в лицо горящим факелом – тому пришлось отпрянуть, чтоб не обжечься. Вансен рубанул факелоносца, прорвав нечто, похожее по ощущениям на кожаный доспех, и, вроде бы, кожу самого существа, хотя нельзя было сказать наверняка, смертелен оказался удар или нет. И секунду спустя он и ещё один страж уже боролись с другим противником, взобравшимся наверх – дроу с длинным острым ножом, которым он полоснул Вансена по предплечью ниже кольчуги, и уже почти достал и до лица, но капитан сумел схватить его за руку. Сжав что есть сил, Феррас услышал пронзительный взвизг, перекрывший шум сражения – он сломал дроу запястье. Тот выронил нож, но прежде чем Вансен успел притянуть карлика к себе и сломать ему шею, противник вывернулся и упал со стены на сторону защитников.

Что-то большое воздвиглось теперь перед ним, закрывая свет факелов. Яшма наклонился и тюкнул дроу, лежащего у них под ногами, обухом своей кирки. Вансен почувствовал, как тот обмяк, но почти всё его внимание было приковано к громаде перед ним – эттину. Рокочущий рык твари сотряс его кости. Вансен ахнул топором точно по голове чудища, когда оно потянулось к Яшме, но топор отскочил от покрытой твёрдым панцирем башки, не причинив видимого вреда. Эттин же, не обращая на капитана никакого внимания, сгрёб своими медвежьими лапищами Яшму, поднял в воздух и потащил его в пасть. Вансен вцепился в громадные ручищи, но монстр оттолкнул его – отшвырнул, как ребёнок куклу – мужчина ударился о стену туннеля и беспомощно сполз на пол. Пока он пытался подняться, чтобы помочь Яшме, вспышка света и разошедшийся эхом грохот превратили подземный ход в расколовший череп вдребезги белый день – миг ярчайшего света и резкого, отозвавшегося в теле болью звука, как будто две гигантские ладони хлопнули у него над ухом – и это было последнее, что Феррас Вансен запомнил.

«И тысяче художников не написать подобного кошмара», - думал Мэтт Тинрайт, съёжившись в дверном проёме. И тысяче поэтов, будь каждый хоть в тысячу раз талантливее его самого, не изобразить всего этого ужаса.

Враг напал на Южный Предел.

Множество зданий вокруг Ярмарочной площади полыхали, но никто не пытался потушить их. Со своего места поэт видел не меньше дюжины лежащих тел с торчащими в спинах стрелами. Всё вокруг было в дыму, но он чувствовал в воздухе и другой, незнакомый, запах, сладковатый и тошнотворный, как вонь гниющего мяса. От него жгло глаза, а в горле и груди саднило.