Восхождение тени

Мэтт поставил ногу на первую ступеньку и замер, прислушиваясь. Отблеск огня в проёме коридора под ним лишь слегка желтил стены. Осторожно и бесшумно спускался Тинрайт по тёмной лестнице, пока не достиг подножия. По обеим сторонам виднелись залитые мраком, словно соты мёдом, ниши, на каменном полу валялся факел.

«Это всё, что мне нужно, в самом-то деле, – внезапно подумал он. – К демонам любопытство!»

Горящая головня лежала от поэта всего в нескольких шагах – он может подползти к ней, держась у самого пола, и не нужно будет даже заглядывать в пустые каменные лица на крышках саркофагов…

Окроса он заметил в тот самый миг, когда пальцы его сомкнулись на стержне факела. Врач лежал в стороне – навзничь, раскинув ноги, левая рука отброшена в сторону, в ладони всё ещё зажат кусок пергамента. Глаза Окроса были неестественно широко распахнуты, рот раскрыт в безмолвном крике, на лице застыл смертельный ужас, заставивший сердце мужчины разорваться в рёберной клетке. Но самое ужасное зрелище представляла его правая рука – вернее, то место, где она была раньше: всё, что от неё осталось – короткая белоснежная кость, торчащая из торса лекаря, как сломанная флейта; кожа была сорвана по самую шею, обнажив красные мышцы. От правого плеча остались всего лишь несколько свисающих жил и обрывков мяса, похожих на волокна лопнувшего пенькового каната.

Хуже того – никаких признаков кровотечения не видно было вокруг этого истерзанного куска плоти: ни луж крови, ни даже единой красной капли – как будто нечто, вырвавшее доктору конечность, заодно высосало его досуха.

Тинрайт ещё стоял на четвереньках, извергая на камень пола всё, что успел за сегодня съесть, когда сзади в шею ему упёрлось что-то холодное и острое.

– Глядите-ка, – произнёс голос, эхом отражаясь от стен склепа. – Я возвращаюсь за пергаментом, а нахожу шпиона. Встань и дай мне рассмотреть тебя. И вытри сперва блевотину с подбородка. Вот так, молодец.

Мэтт поднялся на ноги и медленно-медленно повернулся. Холодный и острый предмет прочертил дорожку по его шее, по пути отогнул ухо, полоснув кожу, так что поэт едва сдержался, чтобы не вскрикнуть, потом хозяин лезвия быстро провёл им по щеке парня и остановил точно под глазом.

Игра света сделала меч невидимым, и казалось, что Хендон Толли держит его в подчинении с помощью длинной тени. Лорд-протектор выглядел лихорадочно возбуждённым, глаза его сверкали, кожа блестела от пота.

– А, мой крошка-стихоплёт! – осклабился Толли, но безумная улыбка его не предвещала ничего хорошего. – И кто же твой настоящий хозяин? Принцесса Бриони дёргает тебя за ниточки из норы в Тессисе? Или кто-нибудь поближе – например, лорд Броун?

На мгновение меч едва не дёрнулся выше.

– Впрочем, неважно. Теперь ты мой, юный Тинрайт. Поскольку, как ты мог заметить, сегодня ночью я потерял одного из наиболее полезных сторонников, а сделать предстоит ещё много – да, очень и очень много. И мне, видишь ли, нужен человек, умеющий читать, – он жестом указал на однорукий труп Окроса Диокетийца. – Конечно, я не могу обещать, что работёнка предстоит безопасная – но это ничто по сравнению с тем, насколько опасно для тебя отказать мне. Ну как, стихоплёт?

Мэтт очень осторожно, памятуя о лезвии у своего глаза, кивнул. Он ощущал себя оцепеневшей, обессилевшей мухой, попавшей в западню паутины и наблюдающей, как медленно спускается к ней восьмилапый убийца.

– Тогда забери у Окроса пергамент, – приказал Толли. – Да, подбери его. А теперь иди передо мной. Тебе повезло, поэт – сегодня ты будешь спать в ногах моей кровати! И не только сегодня, но и впредь. О, сколько всего ты увидишь и узнаешь! – Хендон расхохотался: звук его смеха был не приятнее его улыбки. – Немного побудь у меня в услужении – и ты ни за что не спутаешь свои пустые, пакостно сладенькие фантазии с правдой.

Глава 31 Кусок бечевы

«Купилас Искусник, который лишь вскользь упоминается во многих историях книги Тригона и Теомахии, тем не менее, является зачастую главным персонажем большинства сказаний кваров. В иных из них даже утверждается, что он в конце концов одолел Трёх Братьев – каковую часть легенды, в числе некоторых прочих, Кирос именует в своих трудах „ксисской ересью“. В историях народа сумерек Купилас, чьё имя у кваров – Горбун, предстаёт в основном фигурой трагической».

из «Трактата о волшебном народе Эйона и Ксанда»