– Я хочу вернуться!.. – но кто бы ни уносил его от темноволосой, он больше не разговаривал с ним – или Баррик больше не мог его слышать. – Киннитан, прости меня…
Внезапно свет и звуки затопили всё вокруг, как вышедшая из берегов река, наводнение чувств захлёстывало мысли, пока принц не утонул в нём, неспособный думать – лишь впитывать и внимать. Безумие окружило его.
Это была война между богами, битва исполинов и чудовищ, невероятнее и кошмарнее которой не случалось на земле. Воины превращались в животных, смерчи или огненные щиты, сражаясь друг с другом под стенами страннейшего города, похожего на измятую шкуру ежа с иглами из высоченных острых хрустальных башен – они кренились и вибрировали, как будто на них давила вся тяжесть небес. Сначала башни показались Баррику выше любых гор, но в следующий миг он увидел, что они вполне по росту тем, кто бился у их подножия, как защитникам, так и нападающим.
То было неистовое сражение. Тысячи птиц стрелами пикировали с неба, атакуя женщину, состоящую словно из воды, но растущую ввысь и ввысь, поднявшуюся бьющей струёй даже над чёрными башнями. Вспышки ослепляющего света озаряли огромные орды солдат-скелетов, вновь скрывавшихся от глаз, когда угасали последние лучи. Булыжники носились по ветру, словно опавшие листья, змея из скрученных молний обвила и сжала верхушку горы, сбросив её на одну из замковых стен. Разрушенное место мгновенно принялись заделывать рои металлических насекомых, выпускавших струйки пара из каждой щели и сочленения.
В самом сердце битвы, взирая на ворота, стояли три громадные фигуры – форма их оставалась расплывчатой, смутной даже в самом ярком сиянии, только глаза светились ледяным, ярко-звёздным блеском. Один великан держал огромный молот, выкованный из неизвестного тусклого серого металла, у двух прочих в руках были копья: у одного – двузубое и зелёное, как океан, у другого – чёрное, как вырытая в земле нора.
И Баррик знал, кто эти трое, хотя и страшился признаться в этом – даже себе.
Средняя фигура взметнула в воздух свой молот – и нечто вроде вихря ярких теней хлынуло вперёд и кинулось на стены огромного замка: яростные призраки, и сияющие, и меняющие форму – их совместное свечение было так сильно, что Баррик не мог как следует разглядеть, что происходит. Но в следующий миг ещё более яркий свет начал разгораться подобно восходящему солнцу, и нападающие в беспорядке отступили от стен.
Только двое вышли навстречу захватчикам из осаждённого города, но те бежали пред ними. Один из защитников был окутан сферой жаркого янтарного пламени, второй – ледяного бело-голубого сияния, которое странным образом не терялось рядом с более ярким золотым блеском. Фигуры двух наездников, высоких и гордых, проступали сквозь свечение; у каждого в руке был меч; и невозможно было определить, исходит ли свет от самих всадников, от их клинков или доспехов, но встретившись лицом к лицу с яростными лучами, исходившими от защитников крепости, враги разбегались куда глаза глядят.
Рёв в ушах Баррика стал громче, отдаваясь в черепе буханьем и пульсирующим гулом, будто там бесновался шторм. Сияние жгло глаза, не давая рассмотреть почти ничего. Трое на холме пришпорили коней, направляя их вперёд – чудовищные животные понеслись вниз по склону, даже не касаясь земли копытами. Тёмные всадники вскинули оружие – и словно само небо раскололось над их головами, проливаясь на битву нескончаемой тьмой.
И вдруг все они исчезли – огненные женщины, мужчины-вихри, прекрасные наездники, страшные в своём гневе, битва и все, кто участвовал в ней, – всё прекратилось в один миг и сгинуло. Остался только сам замок – его бледные, опалово мерцающие башни теперь валялись, поверженные, на земле, как деревья после зимней бури, разбитые на куски; их размётанные осколки блестели в грязи и пепле, словно капли расплавленного золота на полу кузни.
Баррику недолго удалось наблюдать их безумную красоту прежде, чем город превратился в руины, но созерцая картину разрушения, он обнаружил, что оплакивает эту потерю всем своим существом.