Восхождение тени

Всё это вновь заставило его задуматься о том, как удивителен мир, скрытый под Южным Пределом – мир не только куда более огромный и сложный, чем могли бы вообразить живущие на поверхности Высокие люди, но, очевидно, до конца неизвестный даже Сланцу и другим фандерлингам. Если испарения Моря Бездны вытягивало на поверхность, как это совершенно точно и происходило, значит, отверстие должно находиться где-то в стенах замка. Ничего удивительного: известняковые породы горы Мидлан были полны каверн; воздух в Городе фандерлингов и глубинных лабиринтах вентилировался сквозь множество подобных трещин, иначе здесь не могло бы жить столько народу – но по причинам, совершенно пока для него неясным, знание о том, что между Сияющим человеком и поверхностью лежит только воздушная прослойка, свербело в мыслях Сланца, раздражало, как боль.

* * *

Похоже, после того, как Пять Арок остались позади, сил у Кремня прибавилось: к тому времени, как они начали подъём по нижней части Каскадной лестницы, мальчик уже мог идти сам, хотя всё ещё задыхался и часто останавливался передохнуть.

– Прости, отец, – покаялся он в одну из таких передышек. – Я был… я думал, что умираю. Но при этом ещё я чувствовал, будто кто-то, кого я любил, покидает меня – как если бы ушёл ты или мама Опал.

– Не думай об этом, сын. Вот поешь супа – и сразу почувствуешь себя лучше. В любом случае, не стыдись – каждому известно, что в этих ходах творятся всякие чудеса.

Когда отец с сыном подходили к храму по тропе меж ритуальных грибных огородов, они увидели чью-то нескладную фигуру: человек стоял на пересечении двух дорожек и разглядывал белое кружево грибницы, которую пустили расти по раме в форме священной мотыги. Чем ближе они подходили, тем больше Сланец подозревал, что знает, кто это.

– Чавен? Это ты? Чавен! – он поспешил вперёд. – Хвала Старейшим, ты вернулся!

Врач обернулся, тепло улыбаясь.

– Ну да, – подтвердил он, но тоном человека, который выходил ненадолго размять ноги.

– Где ты был?

Чавен посмотрел мимо друга, туда, где посреди тропки остановился Кремень. Мальчик, похоже, не спешил подходить к нему.

– Привет, парень. Хм-м… где я был? – доктор кивнул, будто ему задали вопрос философский, над которым следовало сперва хорошенько подумать, не торопясь с ответом. – Ходил к туннелям за Пятью Арками. Да.

– Но мы только что оттуда. Как мы могли разминуться? Давно ты вернулся?

Опять слегка растерянный вид.

– Я был… знаешь, не могу полностью вспомнить. Я обдумывал кое-какие теории… кое-какие… мысли… которые у меня появились, – доктор немного нахмурился, будто вспомнив вдруг, что у него есть неоконченное дело. – Да, мне надо было кое над чем поразмыслить, и я просто… бродил.

Сланец хотел ещё расспросить его, намереваясь вытрясти из друга ответы получше тех, которыми он только что откупился, но тут в конце тропы возник монах, размахивающий руками и явно взбудораженный.

– Голубой Кварц, это ты? Иди скорее! У нас вторжение!

– Как – вторжение? – Сланца охватил ужас. Да наступит тут когда-нибудь мир? Неужели у Вансена ничего не вышло?

– Ага, – подтвердил аколит. – Это просто кошмар! Весь храм забит женщинами!

– Что? Женщины? Ты о чём?

– Женщины из Города. Жена магистра и прочие – только что прибыли. Дюжины! В храме не место всем этим женщинам!

Сланец рассмеялся от облегчения.

– Да уж, братья, на этот раз вы вляпались, бедные вы мотыжники! – он повернулся к Кремню. – Значит, и наша Опал вернулась. Пойдём, малыш!

Они последовали за взволнованным монахом, а Чавен опять поотстал, будто ещё пребывая в неких своих приятных размышлениях.

Кремень подвинулся ближе к Сланцу.

– Он не говорит нам правды, – прошептал мальчик. В его голосе не было осуждения – просто констатация факта. – Не обо всём. Доктор скрывает от нас что-то важное.

– Я подумал о том же самом, – тихо отозвался Сланец. Далеко впереди монахи толклись под колоннадой перед храмом, будто мыши, испугавшиеся кота. – О том же самом. И мне это очень не нравится.

* * *

«Итак, я снова в доспехах, – устало усмехаясь, подумал Вансен, надевая бэрни[12] – короткую кольчужную рубашку, принесённую ему фандерлингами; сплетённая из рядов удивительно маленьких колечек, она была такой лёгкой, что под неё можно было даже ничего не поддевать. – Ну, что ж, по крайней мере я не так долго обходился без них, чтобы привыкнуть к свободе».

– Я уложил в сумку кое-какой еды, как вы и просили, капитан, – отчитался брат Сурьма. – Немного хлеба, сыра и пару луковиц. О, и нам повезло, глядите! – монах продемонстрировал открытый заплечный мешок. – Стариковские уши!

На миг Вансену показалось, что его желудок подобрался к горлу и сейчас выпрыгнет. Но потом он сообразил, что мясистые сморщенные «уши» в вещмешке Сурьмы – на самом деле вовсе не уши, а какие-то грибы. И всё же запах у них был очень странный: тяжёлый, сырой и плесневелый. Так что разделить с монахом радость от такой удачи Вансен не сумел.

– Да, здорово.

– И всё-таки я не считаю, что это хорошая идея, капитан, – вздохнул Киноварь. – Позвольте нам послать с вами хотя бы дюжину парней. Яшма вот рвётся в бой.