Восхождение тени

На миг – лишь на миг – он почувствовал себя так, будто снова упал в проём двери в зале Горбуна и испугался, что только что совершил фатальную глупость. Затем вокруг посветлело до клубящейся серости, и принц смог разглядеть белую фигуру в развевающихся лохмотьях, окружённую вихрем теней, как стаей разъярённых птиц. Белой фигурой был Иннир; он стоял, подняв руки, с открытым ртом, будто звал на помощь или… или пел. Чёрные фигуры взмыли, кружась, и ринулись вниз. Баррик уловил отголоски плача, неземной мелодии, прежде чем обратил внимание на то, что несколько порхающих теней оставили короля и летят к нему. С колотящимся сердцем он отступил обратно в холодную тьму и вернулся в пустую каменную комнату; к тому времени, как он добрался туда, Баррик весь дрожал и покрылся липким потом.

«Ты должен поклониться Цсан-сан-сису, – сказал ему Иннир, вернувшись. Если он и заметил, что Баррик сунул нос куда не звали, то не упомянул об этом. – Он много старше меня, по крайней мере, в определённом понимании, и его приверженность Огнецвету неоспорима.»

Король положил холодную руку на плечо принца и повёл его к тёмной двери. Комната на дальней стороне в этот раз казалась совсем другой: не смешение серых красок, но затопленная тенями глубь, с единственным источником жёлто-зелёного свечения у дальнего края. Пока Иннир вёл его вперёд, Баррик потрясённо понял, что свечение исходит из-под капюшона ожидавшей их тёмной, завёрнутой в мантию фигуры, недвижимой, как статуя. Затем голова в клобуке поднялась, и Баррик мельком увидел застывшее серебристое лицо – маска, подумал он, наверное, это какая-то маска – источающее зелёный свет из ноздрей, глаз и рта. Существо подняло руку, как бы приветствуя их, и на миг шестиконечная зелёная звезда из чистого света расцвела на конце его рукава.

«Это Цсан-сан-сис», - сказал Иннир, хотя нужды в том не было.

Баррик старательно поклонился. Он предпочел бы и вовсе не поднимать взгляд, только бы не смотреть на это странное, неестественное сияние.

Прозвучали слова – во всяком случае, принцу показалось, что он слышит шёпот, в котором, правда, нельзя было разобрать ничего, кроме шипения и тихого бормотания. После этого светящееся создание как будто сложилось само в себя и исчезло. Стены вокруг них растворились, и король опять повёл юношу вперёд, в место, где стены, пол и потолок сплошь покрывали тусклые, но непрестанно перемещающиеся цветные искорки, так что казалось, будто темноту прожигают тысячи крохотных свечей.

Несмотря на ослепляющее мерцание, взгляд Баррика сей же миг оказался прикован к фигуре посреди этой маленькой низкой комнатки – к женщине, лежащей на овальной кровати и будто спящей. Сначала, из-за бледности её и неподвижности Баррик решил, что это статуя, но когда король подвёл его ближе, сердце принца сжалось в холодный и тяжкий комок – наверное, она умерла, эта темноволосая женщина со странно заострёнными чертами, и он всё-таки прибыл слишком поздно. Перед ними труп, красивый, застывший труп королевы, выставленный для торжественного прощания.

– Мне так жаль, лорд… – Баррик вынул из кожаного мешочка зеркальце и протянул слепому королю.

«Она ещё жива», – мысли Иннира ложились мягко, как снегопад. Его длинные пальцы сомкнулись на зеркале; Иннир подержал его перед лицом, будто рассматривая слепыми глазами сквозь закрывающую их повязку.

И слегка нахмурился.

«Что-то не так, – произнёс он тихо. – Чего-то недостаёт».

Баррик похолодел.

– Мой лорд?

Король вздохнул.

«Я ожидал большего, человеческое дитя, даже притом, что Искусник близок к своему концу. И всё же, это не имеет значения. Теперешняя эпоха мира сосредотачивается в том, что мы сейчас держим в руках, какая бы частица сущности, данная им, ни содержалась в этой вещице. У нас нет другого выбора, кроме как воспользоваться ею и молиться, чтобы изъян не оказался слишком велик».

Слепой король дохнул на зеркальце и возложил его на грудь королевы.

В первое, показавшееся бесконечно долгим, мгновение ничего внешне не изменилось. Тихо помаргивали вокруг слабые огоньки; сам воздух, казалось, замер в напряжении, будто затаённое дыхание. И тут лицо королевы исказилось, словно от сильной боли, она резко, с трудом вдохнула. Её глаза – чёрные, поразительно тёмные и глубокие – распахнулись на миг, взгляд скользнул от Баррика к Инниру и задержался на нём. А затем, как тонуший пловец, в последнем усилии вырвавшийся на поверхность за прощальным глотком, прежде чем окончательно сдаться, она начала погружаться в прежний сон. Веки дрогнули и сомкнулись, а рука, потянувшаяся к груди в попытке дотронуться до зеркала, упала обратно на кровать.

Баррику показалось, что сейчас он заплачет, но боль была слишком холодна и словно превратила принца в глыбу льда, неспособную лить слёзы. Он не смог выполнить задачу. И почему кто-то – или он сам – полагал, что всё могло закончиться иначе?