Восхождение в затерянный мир

Монолог длился минут пятнадцать, пока он искал выход из затруднительного положения. Дон — большой любитель всевозможных технических приспособлений, таких, как особая цепочка для его многочисленных ключей или (более позднее приобретение) стаплер для быстрого зашивания ран. В данном случае он пустил в ход свой швейцарский нож (должен признать, что этот нож сослужил нам хорошую службу не в одном далеком путешествии) и решительно освободил злополучную сумку от удерживающих ее пут, ни на секунду не останавливая при этом поток желчных слов в мой адрес. На моих глазах сумка полетела по воздуху над дождевым лесом, словно газета, выброшенная из иллюминатора океанского лайнера.

Вскоре после этого Дон опустился на полку рядом со мной.

— Ты очень спешил, я смотрю? — сурово сказал он.

— Хотел чай вскипятить, — ответил я, оправдываясь.

— Объясни мне, черт дери, как ты прошел Большую крышу? На мой взгляд, это было невозможно: одна веревка лежала на сумке, другая проходила под сумкой!

— Я шел только на одной, новой, веревке: зеленая слишком потерта, да и коротковата она теперь для спуска.

(Мы несколько раз укорачивали ее, вырезая места, поврежденные трением о край Большой крыши.)

— Ну-ну… — сердито буркнул Дон, снимая с веревки свои жумары.— Чего только не придумывают мои товарищи по этой экспедиции!

Ночь на Тарантуловой террасе выдалась спокойная. Мы здорово утомились и уснули сразу. На рассвете небо было ясным, но затем стали собираться дождевые облака. В 5.45 мы услышали далекий рокот мотора, а в 6.30 самолет вдруг появился совсем рядом. Видимо, Чан-А-Сью издали следил за гребнем, потому что стоило облакам немного разойтись, как он вынырнул ниже нас. Сверху казалось, что он непременно врежется в гору. Идя курсом прямо на Великий Нос, самолет промелькнул в просвете и тут же снова пропал. Но Чан-А-Сью явно различал контуры Носа: он прошел мимо него так близко, что едва не задел антенну Чама на болоте Эль-Дорадо. Сбросив кучу упаковок (дар небес!), он наклонил самолет вправо и, пройдя вплотную над круто вздымающимся выше лагеря 7 гребнем, заскользил боком к верховью Варумы. Мне вспомнился Матфей: «Откуда нам взять в пустыне столько хлебов, чтобы накормить столько народа?»

— Видел я мастеров лесного пилотажа в Новой Зеландии, — сказал я Дону. — Но этот всех превосходит!

— Ага, приятно смотреть на человека, который знает свое дело, не суетится, не паникует.

Чан сделал еще несколько лихих заходов, после чего самолет, энергично взревев мотором в облачной толще, пошел обратно в Джорджтаун. Напоследок Чан выпустил красную ракету, которая приветливо подмигивала нам, ныряя в облака. Право же, успехом нашей экспедиции мы в огромной мере обязаны Чан-А-Сью и его товарищам из гайанских ВВС!

По стене бежали струйки воды, а у нас не осталось сухой одежды, и мы решили устроить себе выходной, чтобы подсушиться. Нил связался со мной по радио из лагеря 7:

— Ты любишь пшеничные батончики из хлопьев, дружище?

— Люблю, — отозвался я.— Все что угодно, только не овсянку. Готов есть их с утра и до вечера.

— Тебе предоставляется такая возможность! Мы получили целую гору. Не иначе в Джорджтауне была дешевая распродажа. Мы могли бы все болото ими вымостить. Еще у нас навалом шоколада и сигарет.

Никотиноманы пережили немало тяжелых минут: при сбросе куда-то запропастилась одна упаковка с сигаретами и сухим молоком. Наконец после часа упорных поисков ее обнаружили посреди болота и вытащили на сушу. Джо тайком сунул целый блок в свой рюкзак, чтобы не остаться без курева на стене. Потом Нил, обнаружив у себя нехватку, сильно расстроился, так как обещал поделиться сигаретами с индейцами. Но Адриан решительно отмел его сетования:

— Не давай индейцам сигареты — нечего их баловать! Они получают положенные им продукты, и достаточно.

Вечером мы сообщили Джо по радио, что думаем подняться до достигнутой накануне высшей точки и оттуда добираться до Зеленой башни. Он и Мо согласились следовать за нами, переночевать на Тарантуловой террасе и сменить нас в роли лидеров, неся необходимое снаряжение для бивака на Зеленой башне. Только на подъем по готовым веревкам до Бездонного камина требовался не один час напряженного труда, и нам не улыбалось выходить усталыми на новые этапы.

В тот день я вымачивал доставленную носильщиками сушеную рыбу. Индеец Морис ухитрялся приготавливать из нее вполне съедобное блюдо, однако мои попытки оказались, мягко выражаясь, неудачными. Дон с отвращением выплюнул первый же кусок, после чего коротко возвестил, что ему что-то не хочется есть, лучше он ляжет спать пораньше.

На другое утро стена была мокрее прежнего. Всюду бежали ручейки. Ночной дождь продолжался не дольше обычного — семь-восемь часов, тем не менее даже с карниза надо мной сочилась вода. Густой туман окутывал Террасу. Я встал довольно поздно и прошел туда, где спал главнокомандующий.

— Доброе утро, старичок, — приветствовал я Дона.