— Когда мы в Нью-Йорке сначала репетировали эпизоды сценария, а однажды занялись любовью… Это уничтожило всякие сомнения. Думаю, я подсознательно выбрал именно тебя на роль главной героини фильма. Твое лицо, твоя фигурка, твои волосы и глаза неотступно рисовались в моем воображении. В Голливуде полно актрис, а я помчался в Париж, чтобы увидеть тебя в том самом спектакле на Елисейских полях, за который ты получила свою первую актерскую премию. Я долгие годы избегал появляться там, хотя с упорством маньяка покупал парижские газеты в надежде встретить твое имя. У меня лопнуло терпение! Я полагал, если увижу тебя воочию снова, это может оказаться для меня целительным противоядием… и ошибся… Прошло семь лет, а душа моя была заполнена тобой до краев. Ты была так трогательна и прекрасна на сцене. От тебя так и веяло чистотой, свежестью, пленившими меня окончательно… Знаешь, я благодарил судьбу за то, что она дала мне возможность снять фильм с твоим участием, когда Боб Прайс слег с инфарктом.
— Мне показалось, тебя пришлось уговаривать начать съемки. Разве не так?
— Я торговался по своим соображениям, а вообще согласился бы на любые условия. Твой театральный агент, Макс Авери, сказал, что у тебя нет мужчины, поэтому я решил попытать счастья и посмотреть, как у нас будут развиваться отношения. Но когда мы встретились, ты была столь враждебно настроена… И мой первый поцелуй… — Шарон отвел взгляд. — Ты не проявила никакой реакции.
— Я была поражена, — тихо ответила Барбара и тоже опустила глаза.
— На первых наших репетициях ты продолжала относиться к поцелуям, как к… служебной необходимости, чем только распаляла и злила. Я чувствовал твою враждебность. Ты часто заговаривала об отце, пока я наконец не сообразил — его тень тоже незримо стоит между нами. Откуда мне было знать, что Анджей унес свою тайну, так ничего и не рассказав тебе… А я сходил с ума от страсти… Когда же мы оказались в постели, я понял, что такое настоящее чувство, вернее, что такое женщина по имени Любовь.
Айк взглянул на Барбару, покусывая нижнюю губу.
— Обнаружив, что ты девственница, я испытал такую благодарность — ты сберегла себя для меня… А ты вдруг цинично заявила, будто достигла своей цели…
У Барбары похолодело сердце.
— Да, я сказала, что использовала тебя как мужчину — только и всего!
Губы Айка судорожно вздернулись.
— Большего унижения я никогда не испытывал.
— И это убило твою любовь? — безжизненным, едва слышным голосом произнесла она.
— Нет.
— Н-нет? — с запинкой переспросила Барбара.
— Я люблю тебя и не перестану любить. Я уже как-то говорил, если кто-нибудь западет мне в душу… Знаешь, чего мне стоил контроль над своими чувствами и на репетициях, и на съемках, и здесь, сейчас?.. — Шарон в отчаянии махнул рукой. — Никакими словами не передать!
— Сейчас тебе не надо ничего контролировать. — Барбара поднялась, села к нему в кресло, прильнула к его груди. — Правда состоит в очень простом. Я… люблю тебя.
— Любишь или хочешь? — осторожно спросил он. — Я знаю, что у тебя горячая кровь.
— Люблю всем сердцем, с первой нашей встречи… Ни один мужчина, с которым сводила меня жизнь, даже примерно не напоминал Айка Шарона… Я ждала тебя так долго…
Он поцеловал ее горячо, страстно. Они словно отдавали долги один другому — так сладок был ее ответный поцелуй.
Наконец, когда они оба перевели дух, Айк спросил:
— Барби, если бы мы с тобой переспали в отеле «Бурбон» и у нас начался бы роман, ты бы ждала, что я предложу тебе выйти за меня замуж?
Барбара прямо посмотрела ему в глаза.
— Думаю, да, хотя тогда я была еще слишком молода для роли жены.
— А теперь, когда ты на семь лет старше?
У Барбары упало сердце.
— Это предложение?
— Барби, мы так долго жили порознь… Я хочу, чтобы ты была рядом — как моя жена… Хозяйничала, спала со мной в одной постели, ругала и ласкала…
Вместо ответа, неотступно глядя ему в глаза, Барбара медленно, пуговица за пуговицей расстегивала ему рубашку. И так же, глядя ей в глаза, Айк медленно спустил платье с ее плеч, потом бретельки лифчика.
— Я хочу ощутить тебя всю, каждый дюйм твоего тела, — шептал он, скользя руками по шелковистой женской коже.
— Я тоже, — шептала она.
В их раздевании не было спешки, за которой обычно скрывается стыд. Наоборот, они доверчиво помогали один другому освободиться от глупых тряпок, мешавших вдоволь любоваться обнаженными телами. Он встал перед ней на колени и стал целовать ее ноги, бедра, живот, грудь. И вместе с горячими отпечатками его губ в Барбаре поднимался скрытый внутри жар.
Когда Айк уловил сдавленный, едва слышный стон, он подхватил ее на руки и отнес в спальню. Кровать, будто по заказу, была приготовлена: покрывало снято, одеяло откинуто. Прямоугольник света, падавшего из распахнутых дверей гостиной, лишь способствовал тому, чтобы они могли видеть друг друга.
Руки и ноги Барбары были широко раскинуты, грудь вздымалась, напряженные соски затвердели. Он целовал и покусывал их, руками скользя по ее бедрам, пушистому треугольнику волос внизу живота.
— Ты до умопомрачения сладостна.