Сейчас он ушел к Ли, а в четыре мы встретимся с ним на парковой лестнице, я так хочу встретиться с ним там в теплый весенний день, как позапрошлой весной и пойти — неизвестно куда и зачем. Конечно, погода стала премерзкой, на лестнице было холодно, и серо, и гнусно. Он поднялся снизу, мы сидели и разговаривали, потом шел сухой густой снег, но он разогнал гнусное состояние, и мы даже не знали, о чем говорить друг с другом и куда идти. Это я могу воспринимать его как позапрошлой весной, когда я приходила сюда прогуливать уроки и когда он впервые накурил меня травой, а для него я уже старый отработанный материал, этот красавец сидит со мной, а сам косится на девочек, которые сегодня пришли прогуливать уроки. Для него мое время кончилось. Ему со мной неинтересно. Зашли в L-Art, там фотовыставка «Взгляд пришельца» — слепящие неоновые прочерки ночного города. Потом заехали на Дегтяревскую, бабушка с мамой пили греческий коньяк из длинной бутылки, мы там поужинали. К вечеру Адик ушел и вернулся совершенно пьяный и обкуренный в три часа ночи. А в 12 позвонил Вадичка и попросил нас выметаться на выходных.
18 Марта.
У него жуткое похмелье, два часа дня, а он спит. Утром, правда, просыпался, увидел, что солнечный весенний день и рассказал, как собирается провести эту весну, занимаясь исключительно девушками. Я понимаю, что он просто меня дразнит. Но мы все равно поссорились. А потом помирились и стали звонить, чтобы снять квартиру. Нет, пусть лучше уезжает в Москву. Я ходила в аптеку за таблетками от похмелья. Старая монашенка так долго-долго покупала лекарство. Ее держали под руки, и это растянулось до бесконечности. Ездили вечером в город и не попали в Дом кино на немецкие фильмы.
19 Марта.
Весь день шел густой мокрый снег. Ветки отяжелели, дороги замело, как зимой, дома заснеженные. С утра мы собирались, ждали, когда придет Вадичка и нас выставит. Я звонила в квартиры, чтобы снять. Пришла Зейгерман, и мы жарили рыбу и ели ее с апельсинами, она все говорила о том, как нужно правильно рожать ребенка, как будто она там знает! Потом она ушла и пришел Вадичка, сказал, что съезжать не к спеху, что он зайдет сюда после Дома кино, и тогда мы уедем. И мы поехали смотреть полдома в переулке Рылеева. С сегодняшнего дня подорожал транспорт, и по совершенно заснеженному городу ходили пустые троллейбусы. Мы играли в снежки у парапета на Герцена. Переулок нашли довольно скоро, он состоит из двух- и одноэтажных особняков, и там очень немного таких небольших домиков, как наш. Такой себе заснеженный Беверли-Хиллз. Мы нашли дом с восьмеркой на калитке и долго пытались дозваться хозяев, потому что сад большой и дом далеко от калитки. Два куста шиповника с почерневшими ягодами по обеим сторонам лестницы, ведущей к калитке. Наша половина дома совершенно отдельно и очень чудные комнаты, и небольшая веранда, и кухня, и крыльцо под вишней, и даже отдельный дворик. Зеркало в резной коричневой раме, буфет, похожий на фортепьяно — все такое настоящее, спрятанное от города. Мальчик-негритенок Симон, внук хозяйки, все время выбегал на нас посмотреть. Завтра этот дом приходят смотреть другие люди, и нужно позвонить ей после семи вечера. Хозяйка сразу заметила, что у меня будет ребенок, и это ей не очень понравилось, потому что он может быть крикливым и будить Симку (это того негритенка с острыми ушами). Мой ребенок будет крикливым! Он будет каким-нибудь! Я даже сама себе не представляю, что он вообще будет. Хочу представить, но как-то не могу. Адик курил. Она сказала, что у нее жил профессор, вечно сидел на крыльце, чертил формулы и курил, и закурил всю вишню так, что она не цвела. Назад я ехала в полном восторге — замучила Адика своими воплями и нытьем, что я хочу жить именно здесь, и нигде больше. Потом мы шли по Воровского сквозь снег и тишину. Только собака, перебегая улицу, облаяла одинокий автомобиль и уже спокойно прошествовала далее. Вечером Адику стало плохо, и пришел Вадичка, сказал, что выметаться нужно утром, и что он остается здесь на ночь.