«Устроят судилище? – предполагаю я. – Будут попрекать прошлым? Если женщины станут голосить, это хуже всего. Уже проходили, – я мысленно усмехаюсь, вспоминая как визжали бабы тогда в Убежище, когда меня волокли по коридору. Настроение толпы меняется быстро. Это я хорошо усвоил».
Тем временем со столов уже убрали. Затем их развернули вместе с лавками, так что образовался неширокий проход, ведущий к столу, за которым сидит отец-настоятель. Люди рассаживаются.
«Что же, – я невесело улыбаюсь, – представление начинается».
Надеюсь, что придут Эльза и Яр. Так мне будет легче. Хоть кто-то кого я знаю. Данила не в счёт, я его слишком мало знаю.
Дождавшись, когда все рассядутся, священник знаком руки подзывает меня.
– Давай, – шепчет Данила, подбадривая меня, – всё получится!
Я поднимаюсь с лавки и иду вперёд. По стенам пляшут огненные всполохи. Лица людей похожи на тени. Странно, но от волнения не осталось и следа. Чем ближе я подхожу к священнику, тем увереннее звучат мои шаги. Внутри меня словно что-то просыпается. Это чувство сложно описать словами. Злость, смешанная с яростью. С одной стороны, я благодарен, что меня спасли, но с другой, я никому не позволю копаться в моей душе и не стану выворачивать её наизнанку перед всеми. Кто они такие, чтобы решать, достоин я остаться здесь или меня можно выкинуть как сломанную вещь.
Мысли бегут как товарняк. Точно грузовые вагоны мелькают перед глазами, а вместе с ними проносится вся жизнь. Прошлое и будущее. Я ни о чём не сожалею. Даже если бы появилась возможность всё изменить, я выберу этот же путь…
Я подхожу к священнику. Стою. Думаю, что мне дальше делать, чувствуя, как спину жгут десятки взглядов. Толпа едва слышно переговаривается. Слов не разобрать, да мне и всё равно.
– Садись, Сергий! – в голосе старика чувствуется сталь.
Я опускаюсь на стул, который стоит сбоку от него. Нас разделяет не более метра. Отмечаю, что стул намеренно поставили так, что я сижу вполоборота, чтобы не оказаться спиной к толпе. Хитро. Я могу одновременно разговаривать с отцом-настоятелем, а люди видят моё лицо.
Старик смотрит на меня. Потом переводит взгляд на людей. Разговоры сразу прекращаются. Священник подбрасывает в «буржуйку» дрова, вытягивает руки, греясь от жара, идущего от печки.
– Присоединяйся, – старик смотрит на меня, – здесь холодно, а разговор предстоит долгий.
Я уже не удивляюсь, что священник может говорить так, словно остальных просто нет. Пододвигаю стул ближе. Протягиваю руки. Чувствую, как тепло разливается по телу. Красные отблески пламени играют на лице старика. Смотрю в его глаза. В них полыхают искры. Мне становится не по себе.
– Сергий, ты веруешь? – неожиданно спрашивает меня священник.
Я теряюсь. Поворачиваю голову глядя на толпу, тяну время, но старик приказывает:
– На меня смотри! Не думай о них! Отвечай! Живо!
В его голосе чувствуется такая власть, что я невольно вздрагиваю. Слова застревают в глотке.
– Я… не знаю… – выдавливаю я.
– Тогда, во что ты веришь? – священник вопросительно смотрит на меня.
Повисает пауза. Меня словно скручивает судорога. Спазм. Мне не нравится этот разговор. И дело даже не в людях, которые сидят в нескольких метрах от меня. Просто впервые за столько лет я теряюсь. Подыграть ему? Но для чего? Мне кажется, что старик видит меня насквозь. Я решаю обострить ситуацию.
– В себя, – тихо отвечаю я.
По толпе идёт неодобрительный гул. Старик качает головой.
– Тихо вы там! – прикрикивает он на собравшихся. – Хорошо, – обращается священник, – а почему?
Признаться честно, меня начинает бесить этот разговор, но по крайней мере мне не задают вопросы о прошлом. Не копаются в нём – в моём личном.
– Потому, что я до сих пор жив.
– Это говорит твоя гордыня, – священник ворошит палкой угли, – и боль утраты, но не ты.
– Мы все, что-то потеряли, – отвечаю я.
– Твоя правда, – старик смотрит на меня прищурившись. – Только не прикрывайся всеми, отвечай за себя! Или ты думаешь, что всё, что случилось, это – только твоя заслуга?! Твоя ноша? Или они все, – священник обводит рукой зал, – оказались здесь по своей воле или по стечению обстоятельств?
Если бы я мог, то вскочил бы и убежал отсюда. Нёсся куда глаза глядят. Только бы не проворачивать внутри себя ту боль, что снова восстаёт во мне.
Я смотрю на людей. Они смотрят на меня. Десятки пар глаз. И я не вижу в них осуждения.
– Мне не нужно, чтобы ты ворошил прошлое, – продолжает старик. – Просто круг должен замкнуться, и ты сам должен провернуть этот маховик. Сам. И самое главное, если ты не знаешь ответ, или не хочешь его признавать, не ври мне, ответишь потом. Просто выслушай меня, – священник глубоко вдыхает, – мы уже говорили с тобой на эту тему. Повторять не буду. Тем более, причина, по которой ты здесь оказался, личная и не мне выносить её на обсуждение, но моё право сказать, что так должно и быть. Он вёл тебя! – священник вытягивает указательный палец вверх. – Не ты избрал этот путь, но тебе по нему идти, и каким будет финиш, ещё не известно.