Воскрешая мертвых

Внезапно, недалеко, слышится тихий говор. Сергей замирает, прислушиваясь к звукам. Секунда. Другая. Сухов вздрагивает и до хруста в костяшках сжимает рукоять автомата. Слух его не обманывает. Метрах в десяти раздаётся характерный клёкот ходоков…

Часть четвёртая По делам узнаете их…

Глава 15 Сход

Собирают ли с терновника виноград, а с репейника смоквы?

Так всякое дерево доброе приносит и плоды добрые, а худое дерево приносит и плоды худые.

Не может дерево доброе приносить плоды худые, ни дерево худое приносить плоды добрые.

Всякое дерево, не приносящее плода доброго, срубают и бросают в огонь.

И так, по плодам их, узнаете кто они…

Евангелие от Матфея

2033 год. Монастырь в селе Марково

Воспоминания – это зверь, который пожирает тебя изнутри. Раз начав, он не остановится, пока от тебя не останется пустая оболочка – тело, лишённое души. Я точно поднимаюсь с глубины, продираясь сквозь толщу чёрной воды. Поверхности не видно. Воздуха не хватает. Легкие разрывает от боли. Я задыхаюсь, но отчаянно гребу руками, пытаясь обогнать смерть.

Безумно хочется жить. Даже таким ущербным, с искорёженным мозгом и ненавидящим себя за всё, что совершил. Воздух заканчивается. Я задерживаю дыхание, но рот сам собой судорожно открывается. В горло хлещет вода. Жидкость заполняет лёгкие, и я медленно скольжу в объятия холодной бездны…

От ужаса я открываю глаза и внезапно понимаю, что всё ещё лежу у себя в комнатушке, распростёршись на полу. Подбородок жутко болит. Видимо, когда я упал с кровати, то ударился им о деревяшки.

«Бывает же такое, – думаю я, поднимаясь с пола и вспоминая всё, что увидел во сне. Ребята, Лось, выродок, безумцы и псы. «Гудок» мне кажется каким-то дьявольским местом – территорией, где не действуют привычные всем законы, и ты оказываешься по ту сторону реальности. В этот раз я не увидел, чем закончилась та вылазка. Мозг, словно спасая меня от самого страшного, отключился, не дав досмотреть то, что произошло после того, как я услышал говор ходоков. Если я когда-нибудь и надумаю рассказать об этом, то только под пытками. Внезапно меня осеняет. – Неужели, то что произошло потом, и есть та точка невозврата – мой грех, за который я расплачиваюсь до сих пор?»

Кто знает. Ответа нет.

Я слышу за дверью тихие голоса. Прислушиваюсь. Что говорят, не разобрать, но по шуму удаляющихся шагов понимаю, что двое или трое направляются к выходу из братского корпуса.

Пора вставать и мне. Хватит валяться. Не успеваю я об этом подумать, как в дверь раздаётся тихий стук.

– Кто там? – спрашиваю я, удивляясь, как неуверенно прозвучал мой голос.

– Это Данила, – бубнят в ответ, – Эльза прислала. Все идут в трапезную. Вам тоже надо… – парень мнётся, – со всеми быть.

Я встаю. Пальцы и пятки обжигает холодом. Мысленно я матерюсь. Из всех щелей дует, поэтому неудивительно, что здесь так холодно.

«Странно, – думаю я, – пока валялся, даже не заметил, как здесь чертовки холодно. Спать можно только в одежде».

– Сейчас, – отзываюсь я, – иду.

Я подхожу к двери. Отпираю засов. Открываю створку. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоит тот парень, которого я видел, когда меня привезли в монастырь и потом мыли.

– Держите, – здоровяк протягивает мне тёплую одежду – телогрейку и ватные штаны.

– Да вроде, мне Эльза уже приносила, – я киваю на табурет, на котором лежит куртка.

– Ну… так… – тянет Данила, – это… от меня… пусть будя… пригодится.

Не знаю почему, но мне в голову неожиданно приходит мысль о подношениях, которые приносили индейцы белым, когда впервые увидели европейских завоевателей. Стараюсь не рассмеяться и, сделав морду кирпичом, говорю:

– Спасибо!

– Ну, я это… – парень краснеет, – жду, только быстрее надо, а то запоздать можем.

– Угу, – киваю я. Закрываю дверь. Одеваюсь так быстро, как только могу. – Я готов, – говорю я через минуту, выходя в коридор.

Данила не отвечает, только протягивает мне шапку-ушанку.

– Там холодно, – парень явно скуп на длинные предложения, хотя на тупого не похож, – снег и ветер.

– Веди, – я напяливаю шапку и, как мне кажется, становлюсь похож на лесоповальщика из старых фильмов о заключенных.

Мы идём по коридору опустевшего братского корпуса. Данила сильно прихрамывает, и я замечаю, что одна нога у него короче другой и словно подвёрнута носком вовнутрь.

«Мутации? Родовая травма? Болезнь? Здесь, что, все такие – ущербные?», – у меня в голове роятся сотни вопросов, но, как я уже понял, в этом месте лучше помалкивать и наблюдать. Ответы сами придут.