Боец, поглощённый зрелищем, не замечает, как дверь в комнату бесшумно открывается и в помещение, держа в руке окровавленный нож, бесшумно входит Хлыщ. За плечами карабин. Разведчик, словно скользя по расстеленному на полу грязному потёртому ковру, подбирается к Кваше со спины. Чуть отведя левую руку назад, Хлыщ молниеносно обхватывает сгибом локтя шею бойца, одновременно втыкая нож ему в бок. Кваша, чуть повернув голову и таращась на Хлыща, хрипит:
– Ты… суа… ка…
Хлыщ продолжает всаживать нож, пока длинное лезвие не входит по рукоятку. По одежде Кваши струится кровь.
– Это тебе за падлу! – шипит разведчик, резко поворачивая нож.
Кваша харкает кровью и обмякает. Хлыщ выдергивает оружие. Боец, как куль с дерьмом, валится на пол. Не теряя ни секунды, разведчик обшаривает карманы трупа. Достаёт зажигалку, сделанную из пулемётной гильзы, и пачку самокруток. Закидывает ПМ, запасные обоймы и пару сигнальных ракет в рюкзак.
– Да, негусто, – Хлыщ, смотрит на АКС-74У в углу. Поднимает его. Затем выходит в коридор и, сняв с тела Назара, у которого перерезана шея, разгрузку с четырьмя автоматными магазинами, быстрым шагом спускается по ступеням вниз. Оглядевшись и убедившись, что его не заметили, Хлыщ тенью скользит вдоль здания, пока не исчезает в боковых дворах. Ему вслед смотрит ворона, сидящая на крыше многоэтажки, следя за тем, как человеческая фигурка бежит в сторону реки Пахры…
– Окститесь!
Перед утробно урчащей мотолыгой, с закреплённым спереди бульдозерным ножом, за которой стоит БТР-80 и растопырился «прокаченный» удлинённый УАЗ на здоровенных шипастых колесах, вынырнув откуда-то из-за угла ограждения больницы, возникает худая фигура в накидке до пят. Перед собой, на вытянутой руке, человек держит крест. Длинные спутанные волосы развеваются на ветру. Священник вглядывается в колонну, в которой стоят «Уралы», «шишиги» с кунгами и пара доверху нагруженных армейскими ящиками и бочками с горючим бортовых «КамАЗа».
– То, что вы задумали, это грех! Он всё видит! Вас ждёт смерть!
– Да дави его! Отойдёт, – раздаются голоса до зубов вооружённых бойцов, сидящих на броне «бэтээра». – Достал уже своим нытьём и проповедями!
Мотолыга, взревев движком, дёргается вперёд. Со стороны кажется, что на человека надвигается приземистое, металлическое чудовище, разинувшее клыкастую пасть. Священник стоит и не двигается прямо посередине дороги, преграждая путь технике. Тягач останавливается.
– Силантий! – дверь УАЗа хлопает. – Съебись отсюда на хер!
По подножкам лифтованного внедорожника спускается грузная фигура. Человек в противорадиационном костюме, с панорамной маской, подходит к священнику. На Силантия взирают стеклянные глаза Бати.
– Уйди с дороги, не мешай мне! – цедит Колесников.
Священник мотает головой.
– Я уже один раз позволил вам очернить его имя, когда вы распяли Тень. Второго раза не будет! Вы уже все прокляты! Прах убиенных вами взывает к покаянию! Только молитва позволит вам спас…
Силантий не успевает договорить, как грохает выстрел. В морозном воздухе повисает кровавое облачко. Священник падает в снег с простреленной головой. Батя убирает в кобуру пистолет Стечкина.
– Туда ему и дорога, – гундосит себе под нос Колесников. – А вы чего вылупились?! – рявкает Батя на притихших бойцов на броне. – Падали давно не видели? Поехали! И так, столько времени на сборы убили!
Пара чистильщиков порывается убрать труп с дороги, но их властным движением руки останавливает Колесников.
– Пусть валяется! Едем прямо по нему. Заодно и закапывать не придётся. Как он и хотел, прах к праху!
Батя садится в машину.
– Погнали! Хер ли ты там встал, урод! – кричит, высунувшись из окна УАЗа Митяй водителю мотолыги.
Бронированный тягач лязгает гусеницами и движется вперёд, размазывая по снегу тело Силантия. За ним, рыча дизелями, едут УАЗ, БТР и грузовики. Колёса вдавливают ошметки плоти в снег, который окрашивается бурыми разводами.
Вскоре колонна медленно, сбрасывая с дороги проржавевшие остовы автомобилей, поворачивает на улицу Орджоникидзе и направляется в сторону Симферопольского шоссе, на «бетонку», ведущую в Раменский район…
Глава 20
Град обречённых
Лучи тусклого солнца пробиваются даже сквозь затемнённые очки. Глазам больно, но терпимо. По двору монастыря быстрым шагом и бегом снуют люди – мужчины, женщины, старики и дети. Каждый выполняет работу – катят автопокрышки, несут мешки с песком, которые на веревках, перекинутых через блоки, поднимают на стены и сторожевые вышки, доски, пучки арбалетных стрел, копья и топоры. Слышится звон оружия. Стук от работы молотков и пил. Крики. Голоса. Обитель похожа на растревоженный улей, но паники нет. Все знают, что делать.