Само собой разумеется, что Ломтев ничем не привлек внимания Игоря Сергеевича, остался незамеченным, а следовательно и не существующим для него. Щетинин в те минуты был полностью поглощен выпавшим на его долю ответственным поручением. Далеко не впервые конечно же выполнял он подобное задание, но всякий раз, готовясь встречать зарубежных гостей, Игорь Сергеевич проникался сознанием особой — г о с у д а р с т в е н н о й — ответственности. Он умел быть размашистым, умел демонстрировать широкую русскую натуру, прославленное русское гостеприимство: мог дружески, с грубоватой, истинно медвежьей — р у с с к о й — непосредственностью похлопывать гостя по плечу, умел со вкусом троекратно расцеловаться, имел в запасе несколько беспроигрышных баек о русской водке — одним словом, играл ту роль, которая нравилась и которую от него ждали. Но в то же время никогда, даже в часы самых шумных застолий, не забывал он п р о в о д и т ь п о л и т и ч е с к у ю л и н и ю. Тосты тостами, поцелуи поцелуями, а упускать из виду, что любой прием зарубежных гостей — это прежде всего акция п о л и т и ч е с к а я, никак нельзя. Такова была его главная заповедь. Никакие даже самые щедрые возлияния не могли заглушить в нем это чувство. Наоборот, чем больше была принятая доза спиртного, тем сильнее возрастало в его душе сознание политической значительности происходящего и его личной ответственности за международные контакты, тем энергичнее становилась его распорядительность за банкетным столом, тем весомее звучал его голос, тем зорче следил он за обслуживающим персоналом и тем чаще отдавал различные распоряжения и указания…
Всю свою сознательную жизнь Щетинин работал с л ю д ь м и. То есть совершенно очевидно, что любой трудящийся человек тоже исполняет свою работу не в безвоздушном пространстве. Однако Игорь Сергеевич вкладывал в эти слова совсем иное понятие. Р а б о т а т ь с л ю д ь м и — было его профессией. Был он и пионервожатым, и инструктором райкома комсомола, и секретарем комсомольского бюро в институте, и заведующим лекторской группой, и руководителем разного рода политических семинаров — каких только дел не поручали ему за тридцать с лишним лет его жизни! Он имел диплом инженера, но так уж сложились обстоятельства, что весь его инженерский стаж не насчитывал, пожалуй, и трех месяцев. Иногда он жалел об этом и не прочь был, особенно в застольных разговорах с бывшими однокашниками по институту, посетовать на свою судьбу, но что поделаешь: он всегда шел туда, где был нужен.
Сейчас, на перроне Московского вокзала, Игорь Сергеевич от души, п о - б р а т с к и, жал руки троим болгарам, которые в свою очередь сверкали ответными улыбками, и произносил те самые слова, которые надлежало произносить в подобных случаях. Возле него витал легкий запах спиртного, неразличимый, как надеялся Игорь Сергеевич, среди запахов табака и одеколона. Угадать его мог лишь тот, кто знал о вчерашнем времяпрепровождении Щетинина. Вчера артисты, среди которых были два заслуженных и один даже народный, давали шефский концерт в общежитии объединения, и, естественно, после концерта не обошлось без маленького сабантуйчика. Игорь Сергеевич лично позаботился о том, чтобы не посрамить рабочую марку, не ударить в грязь лицом перед артистами — что ни говори, публика это избалованная, привередливая, приученная к деликатесам, — и стол, накрытый в красном уголке общежития на десять персон, пожалуй, ничем не уступал тем, которые доводилось видеть Игорю Сергеевичу на приемах в чешском или польском консульстве. Артисты, во всяком случае, остались довольны необычайно и клятвенно — с прикладыванием руки к сердцу — заверяли Игоря Сергеевича, что готовы и впредь крепить творческое содружество мастеров культуры с рабочим классом. А Игорь Сергеевич, как всегда, не забывая держать политическую линию, растроганно говорил о том, что гости их даже представить себе не могут, насколько обогащают духовно рабочий класс подобные встречи… Сабантуй, ясное дело, кончился очень поздно, хмурый директорский шофер дядя Коля развозил их по домам уже во втором часу ночи. А в семь утра Игорь Сергеевич, как штык, был опять на ногах — деятельный, подтянутый, чуть даже преувеличенно бодрый: вот, мол, мы какие, кто посмеет сказать, что молодость наша уже позади?.. И тут вдруг за завтраком совсем некстати завела жена свою тягомотину:
— Слушай, Игорь, когда же это кончится?
— Что именно? — спросил он холодным — о ф и ц и а л ь н ы м — тоном.
— Ты прекрасно знаешь что. Банкеты, приемы, проводы, встречи, чествования, расставания… Сколько же можно!.. Я уже не помню, когда ты последний раз возвращался трезвым…
— Это моя работа. А пью я, к твоему сведению, не больше других.
— Ах, работа! Напиваться — это работа?!