Воскрешение из мертвых

Ах ты чертяга! Ну конечно, это Лешка Прохоров, его однокурсник Лешка Прохоров по прозвищу «сын факультета». Такое прозвище Лешка заслужил потому, что, сколько помнил его Творогов, Прохорова вечно прорабатывали, обсуждали за «хвосты», за пропуски занятий и опоздания, вечно с ним возились, ему помогали, над ним шефствовали, его воспитывали и перевоспитывали, убеждали и уговаривали, наказывали и прощали…

— Лешка, ты?

— Я, я, Костик. Привет!

— А я, честно говоря, думал, это Женька Синицын. Он, говорят, приехал. Ты слышал?

— Слышал, Костик, слышал. Я как раз по этому поводу и хотел переброситься с тобой парой слов. Как ты на это смотришь?

— Пожалуйста, я не возражаю, — сказал Творогов. — Перебрасывайся.

Как интересно, как странно получается! Еще никто даже не знает наверняка, приехал ли Женька, еще он лишь смутно маячит где-то в отдалении, а уже одна за другой приходят в движение, оживают старые, казалось бы, давно оборванные связи, и люди, некогда знавшие Синицына, словно актеры, до поры до времени притаившиеся за кулисами, один за другим спешат выйти на сцену. В чем, в чем, а в способности будоражить окружающих Синицыну никогда нельзя было отказать.

— Тогда давай так: сегодня вечерком закатимся куда-нибудь в ресторанчик, посидим, годы студенческие припомним, а?

— Да нет… — замялся Творогов. — Видишь ли, я плохой компаньон для ресторана…

— А что? Не употребляешь? Печень? Давление? — деловито осведомился Прохоров. — Или машину купил?

— Нет, — засмеялся Творогов, — ни то, ни другое, ни третье…

— Значит, из принципа?

— Угу, из принципа, — сказал Творогов. — Из уважения к собственному организму. Вернее, из уважения к тем тысячелетним усилиям, которые затратила природа на создание системы, именуемой человеческим организмом. Ведь я все же биолог.

— Я вижу, ты прогрессируешь! Молодец. А я, знаешь, живу по принципу: «Можешь не иметь собственных принципов, но уважай чужие». — Он расхохотался в трубку, оглушив Творогова. — А то, если печень, я могу достать тебе отличное лекарство, в буквальном смысле чудодейственное…

— Нет, говорю тебе, нет, — сказал Творогов.

— Ну хорошо, тогда в оперативном порядке меняем диспозицию и дислокацию, как говаривал подполковник Серегин. Ты помнишь его? Он преподавал у нас тактику.

— Помню, — сказал Творогов.

— Значит, так: я подъезжаю за тобой сразу после работы, и мы отправляемся в кофейню как раз неподалеку от флагмана советской биологии, от вашего института. Там дают шикарный черный кофе. Устраивает?

— А что — обязательно сегодня? — спросил Творогов. В глубине души он все еще был уверен, что Женька Синицын позвонит ему, и оттого предпочел бы быть сегодня вечером дома. — У тебя действительно важное дело?

— Да, Костик, дело действительно важное и, как говорится, не терпящее отлагательств. А потому, чем быстрее мы встретимся, тем будет лучше. Отечественная наука от этого только выиграет.

— Ну хорошо, — сказал Творогов. — Если наука выиграет, я согласен.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Когда Творогов вышел из института, Лешка Прохоров, блудный сын факультета, уже ждал его, стоя возле собственных «Жигулей». Творогов сразу узнал его, хотя за те несколько лет, что они не виделись, Прохоров сильно изменился — пополнел, лицо его округлилось, стало гладким, выражение ироничной самоуверенности появилось на нем. Но ни эта полнота, ни широкие залысины, идущие ото лба, которые обнаружились, когда Прохоров снял черную кожаную кепку, казалось, не портили его, а лишь придавали ему значительности и солидности. Одним словом, за время, прошедшее с момента их последней встречи, Лешка Прохоров превратился в Алексея Степановича Прохорова.

— Что, Костик, приглядываешься? Идет время, идет, — впрочем, не столько с грустью, сколько с весельем сказал Прохоров. — Давно ли ребятишками с пеналами и книжками… давно ли, Костик, а? Ты не обижаешься, что я тебя по-прежнему Костиком называю? Нет? Ну и чудесненько! А то встречаю я как-то Стручкова — помнишь, он на курс старше учился? — ну и по старой памяти: Павлик да Павлик… А он мне вдруг: «Я вам не Павлик, а Павел Федорович!» Вот как меняются люди!

Пока они ехали, пока входили в кофейню, пока стояли в очереди возле кофеварочной машины, Прохоров продолжал болтать о каких-то пустяках, продолжал шутить и посмеиваться. А Творогов все ломал голову и никак не мог догадаться, что это за важное и такое уж неотложное дело заставило Лешку Прохорова искать сегодня с ним встречи?..

Взяв наконец чашечки кофе, они сели за столик, и Прохоров сказал:

— Слышал, слышал о твоих успехах. Не так давно заходил в издательство, вижу, на столе лежит корректура, фамилия знакомая — Творогов. Ого, думаю, идут наши ребятишки в гору! Вышла книжка-то?

— Вышла. Только что.

— Экземплярчик с автографом за тобой. Смотри, не забудь.

— Не забуду, — сказал Творогов, посмеиваясь в тон Прохорову. — Ну, а ты, я вижу, тоже не терял времени даром. Можно сказать, обскакал всех нас. Кто бы мог подумать, что Лешка Прохоров станет заместителем директора!