Воскрешение из мертвых

— Ия тоже,- не очень почтительно отвечает Корнелий. Ему начинает действовать на нервы совсем иной тон, каким разговаривает теперь Джордж Диббль.

Диббль догадывается об этом и решает, что нужно кое-что объяснить Корнелию.

— Я думаю, вы и сами понимаете, что вам теперь придется заниматься куда более серьезным делом, чем торговля иконами!- строгим голосом произносит он.- Значит, с шуточками и… как это по-русски? Ах да, с ваньковаляйством надо кончать. Поэтому я должен устроить вам маленький экзамен, мистер Корнелий, чтобы точно знать, какова будет цена вашей информации о работе профессора Кречетова.

Он просит у Каина лист чистой бумаги, достает свой паркер и крупно пишет:

Е = mс².

Корнелий усмехается.

— Вы хотите сказать,- уточняет его гримасу Диббль,- что это знают у вас даже дети?

— Да, мистер Диббль. Дети среднего школьного возраста.

— Я могу написать и такую формулу, прочесть которую не поможет вам даже кандидатская степень,- заметно сердится Диббль.- У меня ведь Ьопопз саиза…

— Простите, пожалуйста, мистер Диббль,- теперь уже серьезным тоном извиняется Корнелий,- но не продолжайте вашего экзамена. Скажите лучше прямо, что я должен знать для выполнения вашего задания?

— Мне нужно знать, сумеете ли вы разобраться в некоторых бумагах, которые могут попасть вам на глаза. Понять, что в них такое. Хотелось поэтому, чтобы вы могли распознавать некоторые физические константы…

— Все ясно, мистер Диббль. Чтобы у вас отпали всякие сомнения на этот счет, я напишу вам сейчас одну формулу, которая лучше всяких слов должна свидетельствовать о моей эрудиции в вопросах физики.

И он небрежно пишет какие-то математические знаки.

— О!- восхищенно восклицает Диббль.- Это же знаменитое гравитационное уравнение Эйнштейна! Очень хорошо!

— Да, мистер Диббль,- скромно подтверждает Корнелий.- Вот тут у меня тензор Риччи, построенный из кристоффелей и их производных. А вот это тензор плотности энергии импульса натяжения.

— Так какого же вы черта с такими знаниями занимаетесь мелким жульничеством! — поражается Диббль.- Торгуете иконками! Нет, в Советском Союзе, видно, просто некуда девать ученых парней, если они вынуждены промышлять мелким бизнесом. Но мы это учтем и при расчете с вами повысим вашу ставку. Слушайте теперь внимательно, что нам хотелось бы узнать у профессора физики Леонида Александровича Крече-това.

…А спустя полчаса, когда Телушкин с Лаврентьевым возвращаются от Каина, Лаврентьев с восхищением говорит своему шефу:

— И откуда у тебя такие познания, Корнелий? Даже этого американского доктора потряс. Неужели ты и в самом деле все это знаешь?

— Эх, Миша, Миша!…- вздыхает Корнелий.- Кабы я на самом деле все это знал, я бы не только с такими подонками, как Вадим и Колокольчиков, но может быть, и с тобой не стал бы иметь дело. Прости ты мне такую откровенность…

— Но ведь формула была действительно эйнштейновская?

— Да, эйнштейновская, но я понятия не имею, из чего она выводится. Прочел ее в какой-то научной книге и заучил. Память у меня сам знаешь какая.

— Выходит, что обвел ты этого американского доктора наук еще поэффектнее, пожалуй, чем нашего простодушного русского батюшку!- не перестает восхищаться Корнелием Лаврентьев.- Одно только мне непонятно — чем привлек американцев дядя нашей Вари?

— Судя по тому, что сообщил мне Диббль, тут что-то связанное с тайной недр нашей планеты. Ты знаешь, наверное, что и мы и американцы бурим сверхглубокие скважины. Но это вряд ли даст что-нибудь существенное. Похоже, однако, что есть другой, более перспективный путь, нащупанный профессором Кречетовым. Вот их и интересует, чего он достиг.

Прощаясь с Лаврентьевым, Корнелий замечает:

— Вчера завершилась наша операция «Андрей Рублев», а сегодня начинается новая. Думается мне, что самое подходящее название для нее — «Нейтрино».

16

От завидного спокойствия и оптимизма профессора Кречетова теперь не остается и следа. На людях, правда, он еще кое-как держится, но дома, наедине с самим собой, «растормаживается» окончательно. А это значит, что он уже не сдерживает тяжких вздохов, раздраженно комкает бумагу, швыряет ее на пол и ходит по комнате так быстро, что это становится похожим на попытку сбежать от самого себя. При этом он еще и приговаривает в свой адрес:

— Ай-яй-яй, профессор Кречетов, почтенный доктор физико-математических наук, что же это вы так распускаетесь? Не знаете разве пагубного влияния отрицательных эмоций на нервную систему? Постеснялись хотя бы своего двойника…

Он стоит теперь перед зеркалом, с неприязнью всматриваясь в свое отражение.

— Хорошо еще, что зеркала способны лишь к геометрической симметрии. А если бы этот двойник из зеркального антимира болтал и ругался бы так же, как и вы, а может быть, еще и плевался бы оттуда?

Эта неожиданная мысль веселит профессора, и он начинает смеяться, представив себе свое плюющееся отражение.