Воскрешение Лазаря

Он так и не смог заснуть. Ночью периодически вскакивал к окну и нервно курил, а затем лежал трупом, уткнувшись в подушку. Мысли то вспыхивали, то затухали. Жажда деятельности сменялась полной апатией. Геннадий умирал от неясности. Самым страшным было то, что он не знал, откуда и за какие грехи на него свалилась эта небесная кара.

«Кацнельсон может ответить на все вопросы», — повторял про себя Кауров, будто заклинание. Ничего другого в голову просто не приходило. До «Гермеса» Кацнельсон был освобожденным комсомольским работником в аэропорту Пулково. Через знакомых пилотов начал возить в грузовых отсеках самолетов разный дефицитный товар — хрустальные люстры, сервизы. Создал кооператив. Пару раз при Каурове обмолвился, что приходилось даже ездить на бандитские стрелки. Потом два года жил у родственников в Израиле. Якобы в школе экономики учился. А может, скрывался? Улаживал оттуда из-за границы свои питерские бизнес-проблемы? «Темный тип, человек с двойным дном», — решил Геннадий. К 7 утра он Кацнельсона уже ненавидел.

В 7:45 встал. Нервно оделся. Нервно умылся. Превозмогая утреннюю тошноту, позавтракал на вокзале стаканом сметаны. И в 8:45 уже встречал шефа в его приемной. Кацнельсон удивленно вскинул на Каурова свои густые брови и спросил:

— Что-то случилось?

— Случилось, — буркнул в ответ Геннадий, смутно припоминая, что уже слышал подобный диалог в фильме про Штирлица. — У меня к вам, Григорий Семенович, серьезный разговор.

Кацнельсон старательно изображал участие на лице. Это лицо уже вызывало у Каурова отвращение.

— Как ваши дела? — поинтересовался начальник, когда они расположились в его просторном кабинете.

— Плохо, — ответил Геннадий, сверля шефа глазами.

Кацнельсон поправил пальцем дужку дорогих очков в золотой оправе, и понимающе кивнул.

— Да. Такое горе. Я вам сочувствую.

— Григорий Семенович, я не о том, — Кауров решил сразу перейти к сути вопроса. — Скажите, у вас в последнее время не было проблем в бизнесе? Ну там, может быть, с криминальными структурами или с какими-нибудь иными серьезными людьми? Может, были угрозы в ваш адрес?

На пухлом носу Кацнельсона волосы встали торчком.

— Простите, не понял…

— Меня уже двое суток преследуют неизвестные люди. Лишь по счастливой случайности я сейчас сижу перед вами, а не валяюсь где-нибудь с дыркой в башке, — выпалил Кауров начальнику. А потом добавил тихонечко: — Григорий Семенович, я не знаю, что думать. У меня нет личных врагов, которые хотели бы моей смерти. Поэтому в голову приходит только одно — причину этих преследований следует искать здесь, на работе. И отыскать ее мне поможете только вы.

Кацнельсон растерянно моргнул несколько раз.

— Геннадий, вы меня не разыгрываете?

Кауров нервно усмехнулся.

— Я вас вообще когда-нибудь разыгрывал?

— Ну да, ну да. Так что вы хотите, чтобы я вам сказал? Угрозы? Нет, не было. У нас все нормально сейчас. Два года назад имелись проблемы, но мы их тогда и решили. Не буду скрывать, у нас, конечно, есть «крыша», как у всех в наши дни. Но это очень и очень серьезные люди, скажем так, из спецслужб. Они все грамотно разрулили и с «тамбовцами», и с «казанцами». Поверьте, мы сегодня надежно прикрыты.

— А конкуренты? Этот Лисичкин со своей фирмой «Шарм»?

— Вряд ли. У него свои точки, свои контрагенты. Вы же знаете. Нам нечего делить. Года через полтора, когда рынок насытится, может, и столкнемся. А пока что мы не враги. Вы вот что: расскажите, пожалуйста, подробнее, что там у вас приключилось. Может, я чего и соображу.

Неужели Кацнельсон ни при чем? Кауров терял последнюю надежду. Упавшим голосом он принялся посвящать шефа в события последних двух дней. Тот слушал внимательно. Но так ничего и не сообразил.

— Да, не позавидуешь вам, — изрек Кацнельсон. — Вряд ли это милиция. Хотя, с другой стороны, кто их знает. Кто сейчас отличит мента от бандита? Я думаю, вам лучше всего отпуск продлить на недельку-другую. Возьмите путевку семейную куда-нибудь на юга, лучше всего за границу. Отдохните, успокойте нервишки. А я тем временем с нашими кураторами из спецслужб свяжусь, пусть выяснят ситуацию. У них, в отличие от нас с вами, все возможности для этого имеются. Вернетесь из отпуска, глядишь, что-нибудь да прояснится.

Эти слова шефа Каурова слегка успокоили. Что может быть лучше заступничества спецслужб?

— Спасибо. Я и сам об отпуске хотел попросить.

— Ну вот и чудно. Прямо сейчас пишите заявление.

…На прощание, стоя в дверях приемной, начальник обнял подчиненного. И даже не вполне уместно расцеловал его в обе щеки. Кауров при этом испытал пугающее предчувствие, что видит Кацнельсона в последний раз.

К Московскому вокзалу Геннадий приехал на метро. И прямиком отправился в подъезд дома, в котором уже дважды снимал квартиру. Но не стал подниматься по лестнице. А быстро выскочил через черный ход. И побежал проходными дворами. Если за ним и был хвост, теперь он наверняка отпал.