Воскрешение Лазаря

У него приняли заявление. При этом все менты, с которыми довелось Сереге в тот день не то что пообщаться — переглянуться, — ухмылялись и кривились. Они уже знали об убийстве Ереванского. Знали, что у того назревала война с камышинскими бандитами. А еще не могли не знать о том, что Рогачев входил в окружение погибшего. Они только рады были, что братки валят друг друга.

Интересно, долго ли удастся таить шило в мешке? — гадал Серега. Долго ли еще менты и братва будут считать нападение на кортеж Ереванского и покушение на Рогачева делом одних и тех же камышинских рук? Это зависело от того, сколько людей было в курсе Жориных планов грохнуть Серегу. Вряд ли все они остались лежать на берегу Ахтубы. А значит, выяснение истины — вопрос времени. По уму, так Сереге с друзьями надо было где-нибудь отсидеться месяц-другой, например, в Пскове у Есаула, а там, глядишь, в Волгограде без Ереванского другие расклады наступят. Серега колебался, не знал, как быть. Но судьба, похоже, за него все решила.

Вечером того же дня, прихватив одного только Михалыча, выехал к отцу в станицу Островскую. Глубоко за полночь состоялся разговор, положивший конец Серегиным колебаниям.

— Ну вот, сынок, услышал Господь молитву мою, — начал отец. Выглядел он сурово, но голос его чуть дрожал. Торжественность момента малость нарушал веселый храп Михалыча, доносившийся из гостевой комнаты.

— Помнишь, я рассказывал, как отца моего прямо у меня на глазах убили? — продолжал батя.

Серега кивнул. Конечно, он помнил. Но, торопясь на ночь глядя в Островскую, меньше всего ожидал, что разговор зайдет о гибели деда.

— Отыскался он.

— Кто? — не въехал Серега.

— Ла-зарь Чер-ный — враг нашей семьи, — по слогам отчеканил отец, а потом развернул перед сыном карандашный портрет. — Вот он. В Ленинграде под чужим именем обретался. Кауров — такая фамилия у него потом была.

— Но как ты узнал? — недоумевал Серега, вглядываясь в рисунок.

Отец кивнул вверх и перекрестился.

— Бог привел.

— Кого? Черного?

— Нет, внука его. Вчера еще был здесь в станице, корни свои разыскивал. Он, оказывается, и не знал правды про своего деда, даже фамилия Черный была ему неизвестна. А как помер Лазорька, письмо в его доме нашли. Девка одна местная полюбовницей его была. Ее письмо Лазорька и хранил в тайнике. Через то письмо внук в Островскую и приехал.

— Помер, значит, Черный, — разочарованно вымолвил Сергей.