Осушив стакан, Геннадий отнял его от разбитых губ и начал пить кильку. Именно что пил, запрокинув консервную банку, обливая подбородок томатным соусом, выковыривая рыбешек себе пальцем в рот. Опорожнив и эту емкость, он уставился на Рогачева. Его глаза стремительно мутнели, взгляд становился пустым и бессмысленным. Вот теперь сходство с бомжом было полным.
Серега смотрел на эту новую асоциальную личность с чувством глубокого творческого удовлетворения. Ему вдруг стало интересно понаблюдать за пьяным Кауровым, даже поговорить с ним. Он и себе плеснул водки. Уж больно живописно было тут, на берегу речки, и уж больно необычна — сама ситуация. Серега согрел горло глотком. И теперь они с Кауровым стояли друг против друга с пустыми стаканами.
«По-любому тебя шлепнуть придется, — торжествующе подумал Серега. — Даже если отец решит не лишать этого заморыша жизни и отпустить, он обязательно заявит в милицию. За похищение человека с применением насилия — от 5 до 10 лет. Слишком опасный свидетель. А если все-таки не убивать? Как свести к нулю его показания? Содержать в глухом месте — лучше с завязанными глазами — и не говорить, кто куда и почему его вывез…».
Но пленник прервал размышления Рогачева самым бестактным образом.
— Станица Островская? — спросил он Серегу и пьяно улыбнулся.
Михалыч, Лука и Маргел вопросительно вскинули на Рогачева глаза.
«Мертвец, точно, мертвец, — подумал Серега. — Ну не хочет человек даже гипотетически жить на белом свете! Сначала в Питере дал себя в ловушку загнать, а теперь, благодаря своей догадливости, окончательно подписал себе приговор. Нет, не баловень судьбы! Видать, все родовое везение Лазарь Черный с собой в могилу забрал, потомкам ничего не оставил».
— Какая синица покровская? — переспросил Серега, не желая ни в чем сознаваться.
— Не синица, а станица, — настаивал Кауров. И многозначительно добавил: — Там корень зла.
— Сколько тебе лет? — в ответ на это поинтересовался Серега.
— Тридцать три, — сообщил Геннадий.
— Возраст Христа… — на секунду задумался Рогачев. — Ну и чего ты в своей жизни сделать успел? Чего в ней было самого важного?
Кауров напряг лоб.
— У меня есть работа. У меня есть Полина, Василий, — сказал кровный враг.
Услышав про Полину, Рогачев тяжко вздохнул и произнес:
— Негусто.
— Это не все, — продолжил Геннадий. — Еще теперь дедушка есть, Лазарь Черный, и целая скамейка запасных.
— Чего-чего? — не врубился Серега.