Воскрешение Лазаря

Пожалуй, лучше всего жизнь и быт казаков описал Лев Толстой в повести «Казаки» где речь идет о гребенских казаках на Кавказе: «Очень, очень давно предки их, староверы, бежали из России и поселились за Тереком, между чеченцами на Гребне, первом хребте лесистых гор Большой Чечни. Живя между чеченцами, казаки перероднились с ними и усвоили себе обычаи, образ жизни и нравы горцев; но удержали и там во всей прежней чистоте русский язык и старую веру. Предание, ещё до сих пор свежее между казаками, говорит, что царь Иван Грозный приезжал на Терек, вызывал с Гребня к своему лицу стариков, дарил им землю по сю сторону реки, увещевал жить в дружбе и обещал не принуждать их ни к подданству, ни к перемене веры. Еще до сих пор казацкие роды считаются родством с чеченскими, и любовь к свободе, праздности, грабежу и войне составляет главные черты их характера. Влияние России выражается только с невыгодной стороны: стеснением в выборах, снятием колоколов и войсками, которые стоят и проходят там. Казак, по влечению, менее ненавидит джигита-горца, который убил его брата, чем солдата, который стоит у него, чтобы защищать его станицу, но который закурил табаком его хату. Он уважает врага-горца, но презирает чужого для него и угнетателя солдата. Собственно, русский мужик для казака есть какое-то чуждое, дикое и презренное существо, которого образчик он видал в заходящих торгашах и переселенцах малороссиянах, которых казаки презрительно называют шаповалами. Щегольство в одежде состоит в подражании черкесу. Лучшее оружие добывается от горца, лучшие лошади покупаются и крадутся у них же. Молодец казак щеголяет знанием татарского языка и, разгулявшись, даже со своим братом говорит по-татарски. Несмотря на то, этот христианский народец, закинутый в уголок земли, окруженный полудикими магометанскими племенами и солдатами, считает себя на высокой степени развития и признает человеком только одного казака; на все же остальное смотрит с презрением».

Казачество — враг государства

Казачество громко заявило о себе во время смутного времени. Этот период можно было бы назвать первым крупным казачьим восстанием в истории русского государства, если бы казаки являлись подданными московского царя. Но поскольку они таковыми не были, смута скорее может считаться казачьим вторжением. Смутное время началось вскоре после отмены Юрьева дня — единственного дня в году, когда крестьяне могли переходить от одного господина к другому. Так как беглые крестьяне в в конце 16-го и начале 17-го веков являлись основным источником пополнения казачьих сил, то казаки были очень раздражены этой мерой, принятой по инициативе Бориса Годунова, который взошел на престол после того, как династия Рюриковичей пресеклась. К тому же Годунов имел татарское происхождение. Так же казакам не понравилось, что он закрыл южную границу, нарушив поставки оружия, боеприпасов и разных необходимых товаров, поступавших на Дон из Московского государства. А, кроме того, Годунов построил в самом сердце казачьих земель новую крепость — город Царев Борисов.

В эти годы в Польше объявился лже-Дмитрий первый (всего во время смуты было восемь царей-самозванцев, четверых из них выдвинули казаки). Донские и Запорожские казаки, обозленные на Бориса Годунова, сразу же поддержали лже-царевича. Поскольку среди казаков было много бывших беглых холопов, они шли на Москву также в надежде отомстить ненавистным боярам, ну и, понятное дело, «погулять», пограбить. Поляки с запорожцами в 1604 году взяли город Чернигов, но позже, в 1605 году они потерпели поражение от царских войск на Добрыницах в Камаринской волости. Лже-Дмитрий, он же Григорий Отрепьев, бежал в город Рыльск. А царская армия, развивая успех, пошла на силы донских казаков, укрывшиеся в городе Кромы под командой атамана Корелы, считавшегося колдуном. Но, не смогла выбить казаков, насчитывавших 6 тысяч человек, из Кром. Потому что Корела, как пишет Ригельман: «…был воин искусный, а к тому досужий волшебник, и оттого делалось, что войска тут Московские, часто с конными козаками и, на всякий день много раз бившись, ничего важного, ради несоюзства, сделать Кромам не могли и отступили: одна часть войска к Гришке перешла, а другая в бега, третья в сомнении повисла». После поражения царской армии под Кромами у Лжедмитрия открылась прямая дорога на Москву. И он вместе с казаками дошел до нее практически маршем.